Священный меч Будды

— Тысяча молний! — удивленно воскликнул поляк. — Неужели вы хотите выпить всю эту емкость, сэр Джеймс?

— Мы выпьем ее, мальчик, — отвечал американец. — Смелей! Давай пить, и без промедления.

Они погрузили чашки в громадную миску и стали пить адский напиток, как будто это было простое пиво.

Через полчаса содержимое миски уменьшилось на добрую треть, и двое приятелей, сильно опьяневших, без всякой предосторожности раскачивались на некрепких стульях. Американец, в глазах которого все двоилось, предложил выпить нескольким китайцам, сидевшим за соседним столом, в надежде их споить и заставить разговориться. Двадцать раз, поговорив о. политике, истории и географии собственного изобретения, он выводил на сцену священный меч Будды, но без всякого успеха. Все эти люди ничего не знали об этом оружии.

— Уф! Сил больше нет! — объявил хриплым голосом американец, с которого градом катился пот. — Здесь ничего не добьешься. Эти господа пьют, а говорить не хотят. Скажи мне, Казимир, у тебя голова немного не на месте, да?

— Чуточку, сэр Джеймс.

— И у меня также, мой мальчик. Они, должно быть, подмешали чего-нибудь наркотического в сам-шиу!

— Нет, это, вероятно, действует дым от опиума.

— Давай попробуем подвигаться.

— Куда же мы пойдем?

— Раскинем горсть таэлей за тем столом. Разве ты не видишь, что там играют?

— Да, да, давайте играть, сэр Джеймс. Мы выиграем, я в этом уверен.

Оба друга, не очень твердо держась на ногах, подошли к столу, за которым лодочник и носильщик занимались тем, что постепенно проигрывали с себя всю одежду. Вокруг них стояло семь или восемь отвратительных фигур — без сомнения, их же товарищей.

— Ого! — проговорил Корсан, видя, как один лодочник снял с себя куртку и потом швырнул ее на стол. — Этот дьявол проиграл свой последний сапеке, а теперь проигрывает одежду.

— А там он проиграет свою лодку, если у него таковая имеется, а потом и свой дом, — подтвердил Казимир.

— Партия будет интересна. Постоим немного и посмотрим. Лодочник, постояв в нерешимости несколько секунд, бросил на стол две кости, потом их же бросил и носильщик.

— Проигранная партия, — заявил американец.

Лодочник покосился на него, потом бросил на стол свои башмаки, но опять проиграл.

Американец, ужасно заинтересовавшийся, только собрался бросить горсть сапеке этому неудачнику, как тот вытащил свой нож и воткнул его острием в стол.

Играющие обменялись шепотом несколькими словами, потом носильщик стал кидать кости. За ним кинул их и лодочник. Внезапно с его уст сорвался дикий крик: он опять проиграл.

Вдруг он схватил нож и с ужасным хладнокровием отрезал себе мизинец на правой руке, который, как оказалось, он проиграл на таэль!30

Он еще не успел положить нож на стол, как могучий удар кулака сбил его с ног.

— Подлец! — загремел янки, который был не в состоянии больше сдерживаться.

— Эй! — крикнул один из игроков, подходя к нему. — Тебе что надо?

Корсан, вместо того чтобы отвечать, вытащил свой bowie-knife. Испуганные игроки поспешно направились к двери в сопровождении изувеченного.

— Какие негодяи! — воскликнул янки. — Я жалею, что не разбил головы всем этим подлецам.

— А я видел одного китайца, сэр Джеймс, который таким образом отрезал себе все пять пальцев, — сказал поляк. — Китайцы гораздо более азартные игроки, чем мексиканцы и перуанцы.

— Ты прав, Казимир. А теперь пей, кто жаждет!

Они вернулись к своей посудине, которая была уже наполовину пуста, и стали опять пить с такой жадностью, что скоро окончательно опьянели.

Американец, уже не контролирующий свои поступки, забыл о всякой осторожности и, решив кутнуть на славу, велел подать новую порцию водки, которой, между прочим, угостил еще нескольких таких же пьяниц; потом, подбив не один глаз и разбив не одну голову, стал распевать на английском, китайском, итальянском и французском языках свой национальный Yankee-Doodle31. Кончив петь, он остановил одного из слуг, крича ему:

— Эй, разбойник, неси мне трубку! Сегодня день веселья, и я хочу курить опиум.

— Что вы делаете? — спросил поляк, еще сохранивший проблеск рассудка. — Вы опьянеете, сэр Джеймс.

— Кто это опьянеет? — загремел американец. — Тысяча трубок опиума не могут опьянить двоих таких людей, как мы. Эй, малый, две трубки!

— Капитан запретил нам курить.

— Мы покурим немного, две или три затяжки, лишь бы нам вознестись в рай Будды, освещенный ста тысячами фонарей. Опиуму, опиуму!

Слуга подал две перламутровых трубки с двумя шариками опиума величиной с чечевичное зерно. Оба пьяницы, забыв своих друзей, которые, может быть, ожидали их с тревожным нетерпением, растянулись на бамбуковых циновках и разожгли трубки.