– Требую отправить дела на доследование. – Официал повернулся к судье. – А также содержание под стражей вышеуказанных лиц, пока идет доследование.
– Удовлетворить, – неохотно ответил судья. – Заседание закрыто. Следующее состоится через три дня.
Эти три дня прошли для Берты в состоянии лихорадочного ожидания. Глаз почти перестал болеть, да и до глаза ли было сейчас? Там, за стенами тюрьмы, было сейчас огромное свободное лето, и как же хотелось выйти, наконец, из камеры и оказаться… максимально далеко отсюда. А дальше посмотрим. Господи, пожалуйста! Только бы получилось. Только бы… Ночами ей не спалось, и она часами лежала, уставившись в потолок и думая – обо всем сразу. Если выпустят, это уже будет победой. Не окончательной, совсем крошечной, но это всё-таки победа, а не так… как сейчас.
На третий день, после завтрака, она сидела за столом, держа на коленях книгу, и ждала – уже совсем скоро за ней должны были прийти. Сегодня всё решится. Ну, может быть, и не сегодня, но уже на днях. Точно. И где их носит, этих проклятых конвоиров?
Когда в коридоре раздались шаги, она встала, положила книгу на стол, одернула робу. Пригладила волосы – отросли за эти месяцы, мешают. Привычно встала у стены, положив на неё обе ладони, так было положено.
Ключ в двери лязгнул.
– Картинка с выставки, – прокомментировал из коридора голос Огдена. – Взять.
Кто-то невидимый грубо дернул Берту за плечо, её бросили на койку. От неожиданности она опешила. В камеру вошли двое, оба – в форме Официальной, а за ними Огден.
– Так, дрянь, слушай, – процедил он. – Сейчас тебе поставят «химию». А потом ты будешь сидеть там, где посадят, и даже не пробуй рыпнуться. Знаешь, почему? Потому что «химия» тебя убьет в секунду, если ты попробуешь сбежать. Быстро, – приказал он сопровождавшим его официалам. – И вниз.
– Есть.
Ей закатали рукав, удерживая, потом щелкнул вакуумник – и Берта почувствовала, что у неё начинает кружиться голова.
– Вниз, живо, – повторил Огден. – Бегом, бегом!
Если бы конвоиры не держали её за локти, она бы обязательно упала. Но они держали и волокли её вперед, подталкивая, заставляя ускорять шаг. Коридор, снова коридор, лестница, лифт; холодно лязгает металл бесчисленных запоров, слышно то и дело попискивание срабатывающей защиты – да, из такой тюрьмы даже Ит с рыжим бы не вышли при всём желании… еще один лифт, и еще коридор…
– Стоять, – за локоть дернули, она едва не упала.
– «Сторожа» установлены?
– Да, для позиций один, восемь, десять, – ответил кто-то невидимый из коридора.
– Позиция восемь, активация, – её снова толкнули и потащили вперед, но на этот раз идти пришлось недолго. Остановились перед одной из дверей – совсем не такой, как наверху.
Если один официал хочет посадить под замок другого официала, он сумеет это сделать…
– Стоять. Разблокировать позицию восемь, – приказал конвоир.
Дверь делилась на сегменты, потом посередине возникла тонкая щель, образовывая проход.
В коридоре, там, где Берта с охраной стояла минуту назад, раздался звук шагов и скупые короткие команды. Видимо, вели еще кого-то. Вскоре в дальней части коридора показалась Джессика в сопровождении троих конвоиров. Увидев Берту, она дернулась вперед и закричала:
– Ребята здесь! Берта, наши здесь!.. Там что-то не так, но они уже…
Договорить ей не дали – один из конвоиров ударил её ребром ладони по горлу, она сдавленно вскрикнула и стала оседать на пол. В этот же момент дверь камеры открылась полностью, Берту втолкнули внутрь, и дверь в мгновение ока словно бы срослась обратно.
Ошарашенная, ничего не понимающая Берта осталась стоять перед закрывшейся дверью. Для чего-то провела по ней ладонью, но тут же поспешно отдернула руку – то, что выглядело, как холодный синеватый металл, через секунду после прикосновения стало нестерпимо горячим, и вовсе даже не металлом, а чем-то совсем другим – в ладонь словно впились тысячи крошечных иголок.
Ничего себе дверка…
Берта обернулась и замерла.
Да, официалы позаботились о защите и о дверях.
Вот только на самих заключенных им было плевать с высокой колокольни, поэтому «начинка» камеры была местная, с Терры-ноль. Точнее, её практически не было вовсе. Бетонный выступ стены, на котором валялся засаленный матрас, и в углу камеры – унитаз и раковина. Точнее, не раковина, а ниша с углублением, в которой тонкой струйкой текла из вделанной в стену трубы вода.
И всё.
Ничего больше.
Чувствуя, что ноги не держат, Берта кое-как добрела до матраса, и без сил повалилась на него.
Невидимый голос пел сейчас у неё в голове.
Нет, ни о чем. Я не жалею абсолютно ни о чем…
Ни о хорошем, что я сделала, ни о зле, что делали мне…
Голову сдавили невидимые тиски, боль на секунду стала невыносимой.
Берта села, кулаки её помимо воли сжались.
Нет!
Нет! Нет!! Нет!!!
Не дождетесь, твари!
Даже здесь, и даже вот так – не дождетесь!
Потому что я никогда не сдамся. Что бы вы ни делали…
12