Священный огонь

— Похоже, что ты раздобыл для нас дорогие вещи.

— Нас грабят эти братья Хорнаки, — простонал Новак. — Шестнадцать процентов от стоимости сделки! Ты можешь себе представить?

Майа выхватила из груды лежавшее сверху платье мандаринового цвета и приложила его к себе.

— Если мы будем осторожны и благоразумны, это не проблема.

— Майа, прежде чем мы начнем, ответь мне, почему нас должна финансировать прогоревшая компания умершего голливудского режиссера?

— Неужели? — удивилась Майа, рассматривая рисунок на рукавах. — Ведь предполагалось, что нас профинансирует группа студентов технического колледжа в Болонье. Деньги пойдут из их учебного бюджета.

— Этот детский лепет может одурачить какого-нибудь легковерного налогового инспектора. Но он не обманет ни меня, ни этих придурков — скупщиков краденого.

Майа вздохнула.

— Йозеф, у меня есть немного денег. Нормальных, солидных денег для взрослых людей. Мне дал их один человек, тоже вполне нормальный и солидный, хотя он не должен был этого делать. Деньги не принесли мне счастья, и я хочу от них избавиться. Эта вилла вполне подходит для того, чтобы потратить деньги. Не правда ли? Тут есть черный рынок сетевых устройств. Ведь это Рим, древний и порочный город. Здесь развитая индустрия моды, то есть люди привыкли тратить бешеные деньги на всякие глупости. И если я сейчас не потрачу свои шальные деньги, то больше никогда не смогу этого сделать.

— Это рискованно.

— А вся моя жизнь — риск. Не волнуйся о глупых деньгах. Лучше покажи мне настоящую красоту.

Новак вздохнул.

— Красота тут не получится, дорогая. Мне очень жаль, но теперь возможен только шик.

— Ладно, но, может быть, ты найдешь для меня что-нибудь соблазнительное. Я очень нетерпеливая женщина. Я так этого хочу, Йозеф. И хочу прямо сейчас.

Новак понимающе кивнул:

— Да, я в тебе это заметил. Вот в чем причина твоего азарта, дорогая. Твой момент настал.

Филиппе появился в половине четвертого и начал работать над ее лицом. Филиппе принес с собой подарок — самый модный парик от Виетти. В этот новый парик был встроен переводчик с переключением на сорок семь ведущих мировых языков при помощи прозрачного шнура, который следовало заправлять в правое ухо.

— Очень похоже на Виетти, — сказал Новак. — Сначала предвидеть кражу одного парика, а затем удвоить ставку в игре, прислав другой, куда более красивый.

Парик можно было перепрограммировать на три разные прически в стиле двадцатых годов. Так предусмотрительно Виетти хотел добиться желанной цели — фотосессии. Отвергнуть этот парик мог только полный идиот, а Майе парик был очень нужен. Однако Новака рассердила эта маленькая бестактность его старого работодателя. И раздражение стимулировало его изобретательность.

— Вот чего я хочу от тебя, дорогая, — пробормотал Новак, — позволь мне сказать, что случится сегодня вечером. Привкус обмана придает этой нелепости особую пикантность. Ты помнишь, какой была жизнь в двадцатых годах? Ну конечно, ты этого не помнишь… Ты и не можешь помнить, но должна делать вид, будто знаешь это… хотя бы для меня. Джанкарло и я были молоды тогда, в двадцатых, и все казалось возможным. А сейчас девяностые годы, и все действительно стало возможным, но если ты молод, то связан по рукам и ногам. Ты меня понимаешь?

Она с каменным лицом кивнула ему, стараясь не испортить свою прическу:

— Да, Йозеф, я понимаю. Я прекрасно понимаю.

— Обман — это красота macchiato , дорогая, чуть-чуть подпорченная красота — чувством вины или чем-нибудь менее невинным. Вот что на самом деле увидел в тебе Виетти, сказав о твоем стиле. Знаешь ли, моя дорогая, сделав этот мир совершенно безопасным для стариков, мы изменили его и превратили жизнь молодых в сущий ад.

— Справедливо ли это, Йозеф? Что-то ты очень резок.

— Не перебивай меня. Виетти не способен признать эту истину, не признав своих собственных заблуждений. Вот почему он был заинтригован. — Новак взмахнул единственной рукой. — Сегодня вечером ты станешь воспоминанием о давно минувшей юности геронтократов, напоминанием о погубленной юности нынешней молодежи. Символом опасного заговора, нарушением всех правил, похожим на сон. Чем-то, вызывающим глубокие, нежные чувства и ностальгию, в сущности, угрожающим и слегка порочным. И я намерен втянуть старика в это дело. Он не увидит всего задуманного мной, но у него хватит ума все разглядеть и непременно полюбить. Заставит себя полюбить это.