Прежде всего я должен сказать, что Самми был, вероятно, самым большим трусом, какого я когда-либо видел. Трусость его была врожденной; однако, как это ни странно, она никогда не мешала ему попадать в очень опасные положения. Он прекрасно понимал, что экспедиция, в которую мы собираемся, будет полна опасностей. Зная его слабость, я указал ему на это. Тем не менее он умолял меня позволить ему сопровождать меня. Возможно, что причиной этому была наша привязанность друг к другу. За несколько лет до этого я как-то выручил Самми из большой беды, отказавшись от обвинения его в одном проступке. Я не стану пускаться в изложение подробностей этого дела. Скажу только, что исчезла некоторая сумма денег, которая была доверена Самми. Следует заметить, что в это время он был помолвлен с одной «цветной» леди, обладавшей расточительными наклонностями, на которой он все-таки не женился. После этого он ухаживал за мной во время тяжелой болезни. Отсюда привязанность, о которой я упоминал. Самми был сыном туземного миссионера и, по его собственным словам, получил христианское воспитание. Он был достаточно образован для человека своего класса и в придачу к нескольким туземным диалектам, с которыми он познакомился во время своей разнохарактерной деятельности, он превосходно говорил по-английски, хотя всегда применял самый напыщенный слог. Он никогда не употреблял коротких фраз, если мысль можно было выразить более длинно. В течение нескольких лет он был учителем в Кейптауне, в школе, где получали образование «цветные» люди. Его специальностью, по его собственным словам, были «английский язык и литература». Утомившись своими занятиями или будучи уволен со службы по какой-нибудь другой причине, о которой он никогда не говорил, он отправился в Занзибар, где занялся изучением арабского языка и сделался управляющим или главным поваром в отеле. Спустя несколько лет он лишился этого места и снова появился в Дурбане, Здесь он снова встретился со мной незадолго до экспедиции в Землю Понго. Он обладал учтивыми манерами и по натуре был весьма религиозным. Я уверен, что он был баптистом. По внешности это был маленький коричневый денди неопределенного возраста с аккуратным пробором на голове, при всяких обстоятельствах весьма опрятный в отношении платья. Я взял его потому, что он находился в затруднительном положении, был превосходным поваром, великолепной сиделкой, и еще потому, что мы, как я уже упоминал, были очень привязаны друг к другу. Кроме того, он всегда чрезвычайно забавлял меня, а в длительных путешествиях это чего-нибудь да стоит.
Таков, в общих чертах, был Самми.
Когда он вошел в комнату, я увидел, что на нем совершенно мокрое платье. Я спросил его, не идет ли дождь, или, быть может, он напился пьяным и уснул на сырой траве.
– Нет, мистер Квотермейн, – ответил он, – погода стоит превосходная, а что касается спиртных напитков, то я, подобно бедному готтентоту Хансу, дал себе слово не прикасаться к ним. В этом мы сходимся с ним, хотя мало похожи друг на друга.
– В чем же дело? – прервал я поток его красноречия.
– Сэр, не все обстоит благополучно на корабле, где я проводил ночь в обществе мистера Соммерса по его специальному требованию. Сегодня перед рассветом португальский шкипер и его арабы, думая, что мы спим, начали было поднимать якорь и готовиться к отплытию. Мы вышли из каюты. Мистер Соммерс сел на кабестан с револьвером в руке и сказал… Сэр, я не могу повторить того, что он сказал.
– Ну, хорошо. А дальше что?
– Потом, сэр, поднялась большая суматоха. Португалец и арабы грозили мистеру Соммерсу, но он продолжал сидеть на кабестане с твердостью скалы среди бурного потока. Он сказал, что уложит всякого, кто попробует коснуться кабестана. Что было дальше – я не знаю, так как кто-то столкнул меня в воду. Но я, будучи, к счастью, хорошим пловцом, доплыл до берега и поспешил сюда, чтобы сообщить вам об этом.
– Не говорил ли ты, идиот, еще с кем-нибудь? – спросил я.
– Да, сэр. По дороге я сообщил портовому офицеру, что на «Марии» происходят беспорядки, которые надо прекратить.
Одевшись через минуту, я позвал Мавово и остальных охотников. Они явились очень скоро. Одевание отнимало у них немного времени, так как их костюм состоял всего-навсего из… одеяла.
– Мавово, – начал я, – на корабле произошло…
– О, баба, – прервал он меня с подобием улыбки, – это странно, но сегодня ночью мне снилось, что я говорил тебе…
– Черт побери твои сны! – сказал я. – Собери своих людей и беги… Нет, постой. Теперь либо уже поздно, либо все обстоит благополучно. Приготовь своих охотников. Я пойду вместе с ними. Багаж можно будет перенести потом.
Менее чем через час мы были на набережной, недалеко от того места, где стояла «Мария». Теперь здесь великолепный Дурбанский порт, но в те времена местные портовые сооружения были самого примитивного характера.