Святая

Сначала телефон звонит тихо каждые несколько минут, затем начались звонки в дверь, и начали приходить люди. поначалу я чувствую себя под принуждением, мне кажется, что встречать их мой долг, словно я единственный член семьи, который находится неподалеку, словно я ребенок матери, который позволит им войти и лично поблагодарит за еду и сочувствие. Они должны были предупредить о еде. Когда случаются подобного рода вещи, когда умирает кто-то, кого ты любишь, люди приносят еду. Итак, содержимое холодильника Гарднер: одна огромная лазанья, три отдельных и одинаково отвратительных макаронных салата, два фруктовых салата, один вишневый пирог, два яблочных и яблочные чипсы, одно ведро холодной жареной курицы, одна кастрюля с неизвестным содержимым, один салат из шпината, клюквы и грецкого орех, который идет в комплекте с сыром покрытым плесенью, и мясной хлеб. Полки нашего бедного холодильника прогибаются под весом всего этого.

Вот еще одна вещь, о которой не предупреждают заранее: люди принесут достаточно еды, чтобы прокормить целый детский дом в Китае, но ты не будешь голоден.

Начинает казаться, что каждый человек уничтожает часть меня, когда говорит: «Мне очень даль, Клара. Если тебе что-нибудь понадобится, не стесняйся, звони».

- Она внезапно стала очень благосклонной, не так ли? - бормочет Билли после ухода Джулии - да, она была тем самым полнокровным ангелом, который продолжал задавать вопросы на последнем заседании общины, и да, именно она оставила один их тех макаронных салатов и глубокие соболезнования.

- Да, меня так и подмывало сказать, что Семъйяза прячется в лесу. - Темные глаза Билли расширились. - Он там?

Я покачала головой.

- Нет. Полагаю, что когда папа кого-то изгоняет, то он не может вернуться назад. Мне просто хотелось заставить ее слегка поволноваться.

- Правильно. Хотя ты должна была рассказать ей, тогда, возможно, мы бы могли увидеть, как быстро она летает.

Мы улыбнулись. Сейчас только так мы можем шутить. Здесь, внутри меня, в моей груди, все еще существует открытое бушующее отверстие. Я ловлю себя на том, что прикасаюсь к тому месту прямо в центре своей груди, где образовалось дыра такого размера, куда я спокойно смогла бы запихнуть свой кулак.

Билли смотрит на меня.

- Почему бы тебе не пойти наверх? Ты не должна быть здесь ради всех этих людей. Я позабочусь об этом.

- Хорошо. - Хотя я не знаю, что собираюсь делать наверху.

Когда я поднимаюсь в свою комнату, то обнаруживаю там Кристиана, сидящего на подоконнике. То, что происходит со мной, может показаться странным для посетителей, но мне все равно. Боль превращается в уродливую пустоту, что в какой-то мере даже еще хуже обычной боли. Но по крайне мере я не могу чувствовать эмоций Кристиана по ту сторону окна, или прочитать его воспоминания о нашем поцелуе.

- Когда ты здесь оказался? - мысленно спрашиваю я его.

- Рано. Около девяти.

Я не чувствую собственного удивления. Моя мама умерла за несколько минут до десяти.

- Я говорил, что буду здесь, - сказал он. - Хотя ты можешь игнорировать меня. Делать все, что ты хочешь.

- Я хочу вздремнуть.

- Хорошо. Я буду здесь.

Я ложусь поверх покрывала, не разбирая постели. Отворачиваюсь к стене. Кристиан не смотрит на меня сейчас, но все же.

Думаю, я должна заплакать. Я ведь еще не плакала. Почему я до сих пор не плакала? В течение месяцев я плакала из-за всякой незначительной мелочи (хнык-хнык, бедная я), а сегодня, в день, когда моя мама действительно умерла, ничего. Ни одной слезинки.

Джеффри плакал. Билли использовала целое небо для своих слез. Но не я. Со мной просто боль.

Я закрыла глаза. Когда я их вновь открыла, увидела, что прошло два часа, хотя я не почувствовала, что спала. Солнце опустилось на небе.

Кристиан все еще на крыше

У меня появляется непреодолимое желание позвать его, чтобы он пришел и лег рядом со мной. Как и прежде, в ту самую ночь, когда я узнала об этом чертовом правиле ста двадцати лет. Только на этот раз я не хотела бы, чтобы он меня трогал или разговаривал со мной. Но возможно, если он будет рядом со мной, я смогу что-нибудь почувствовать. Может быть, я смогу заплакать, и боль уйдет.

Кристиан поворачивает голову и находит меня глазами. Он может слышать меня.

Но я не могу попросить его войти.

Был уже поздний вечер, когда Кристиан без слов встает и улетает.

Затем раздается легкий стук в дверь, и Такер просовывает голову.

- Привет.

Я вскакиваю с кровати и бросаюсь в его объятия. Он притягивает меня ближе, прижимая мою голову к своей груди, и что-то говорит в мои волосы, но я не слышу.

Почему я не могу заплакать?

Он отстраняется.

- Я приехал сразу же, как только узнал.

Я бы позвонила Такеру после всего случившегося, конечно, но он был в школе, и у меня не было сил и желания искать его и заставлять приезжать.

- В школе все знают?

- Большинство. Ты в порядке?

Я не знаю, что ответить ему.

- Я спала.

Отцепив свои руки от него, я подошла к кровати и села. Так трудно смотреть на него, когда он пристально смотрит мне в лицо, пытаясь поймать мой взгляд глазами. Я теребила в руках уголок одеяла.