Святая Анна

В самом начале существования общины все члены ее ходили в храм открыто, и хор певчих состоял из двадцати пяти девушек. В самой коммуне они активно благоустраивались, число членов общины быстро увеличивалось, и к 1930 году их стало сто пять человек. Члены общины освоили различные ремесла; кроме сельскохозяйственных работ, многие девушки стали профессиональными каменщиками и плотниками. В общине было устроено восемь предприятий: кирпичный, дегтярный и кожевенный заводы, валяльно-катальная, швейная и сапожная мастерские, кузница и ветряная мельница; насельницы общины интенсивно вырубали глухой лес, корчевали пни, а на расчищенных полях засевали хлеб. У общины был огород с парниками и прекрасный сад.

Община руководилась архимандритом Никоном, который часто сюда приезжал, чтобы устроить и направить духовную жизнь сестер. По вечерам после обычных послушаний все обыкновенно ходили в лес за дровами, и вместе со всеми ходил отец Никон. Затем все собирались в каком-нибудь доме на отдых. Подавали чай, певчие и сам отец Никон пели духовные песни и беседовали. Устав здесь был чисто монастырский: у всех были свои послушания, была общая молитва в церкви, где читали и пели девушки общины.

В 1924 году Павло-Обнорский монастырь был властями закрыт, и отец Никон перешел служить в Воздвиженский собор в городе Грязовце, расположенном сравнительно недалеко от Захарьевской общины, и многие ее насельницы стали посещать его здесь. В 1924 году, когда архимандрит Никон был в Москве, Патриарх Тихон предложил ему принять сан епископа, но ради окормляемых им духовных детей и уже организованной общины он отказался, не захотел оставить духовных детей в это тяжелое время.

В 1930 году Воздвиженский собор был закрыт, и архимандрит Никон поселился в одной из деревень неподалеку от общины и часто посещал ее, но ввиду нарастающих гонений старался это делать незаметно. Бывали случаи, что сотрудники ОГПУ по чьему-либо доносу приезжали в общину в то время, когда отец Никон был там. Во избежание ареста его выпускали через противоположную дверь, и он уходил незамеченным, но долго так это продолжаться не могло. Уже одно то, что монашеская община существовала почти десять лет, было чудом.

Одна из членов общины, впоследствии вышедшая из нее, описала по требованию следователей ОГПУ бытовую сторону жизни в общине: «Принимались в нее люди только по рекомендации членов, живущих в коммуне и достаточно испытанных отцом Никоном, всех в коммуну, кто бы только захотел в нее поступить, не принимали; если же кто поступал по рекомендации членов, он брался на известное испытание и через некоторый промежуток времени его все же знакомили… с отцом Никоном…

В общине имелся свой распорядок и применены монастырские правила следующие: в воскресный день должны все без исключения пойти к утрене, свои имелись люди в церкви, псаломщик Патокова, Благовещенская, читали Апостол, хор имелся человек до двадцати пяти, чем привлекались в церковь окрестные крестьяне; после обедни начинался обед; когда обедают коммунарки, в этот момент соблюдалась в столовой полная тишина, во время обеда за столом не допускалось ни посторонних разговоров, ни смеха, в это время на рояле играли только кантики; нужно сказать, что коммунарок умело играть на рояле почти сорок человек, но исключительно одни кантики, песенки светские играть не разрешали, их можно услышать только тогда, когда появляются в столовой советские. Коммунаркам гулять пойти в другую деревню… не разрешалось. Если, прожив в коммуне год или два, разочаруешься, в коммуне не захочешь жить – пойди, но такой был устав, что ни одной тряпки взять тебе из нее нельзя… Обязанность каждой коммунарки каждый вечер после работы на своих плечах принести плаху дров к тому дому, кто где живет…»

В 1928 году Захарьевская сельскохозяйственная артель была переименована в Первомайскую сельскохозяйственную коммуну имени Крупской. В это время коммуна прославилась в области как образцово-показательное хозяйство, как пример того, чего можно было достигнуть коллективным трудом при новом строе. Руководительница общины Анна Соловьева, когда приезжало начальство или проверяющие комиссии, старалась с ними держать себя подчеркнуто вежливо, ни в чем не проявляя себя человеком религиозным. Их принимали, показывали хозяйство, кормили обедами, они встречались с членами общины, и если члены комиссий что и замечали, они об этом не говорили.

Впоследствии сотрудники ОГПУ в обвинительном заключении относительно членов Захарьевской общины написали: «Внешняя маскировка… создала вокруг сельскохозяйственной коммуны широкое общественное мнение, идущее за пределы области. В результате коммуна получила на всесоюзном смотре на лучшую колхоз-коммуну третью премию».

В конце 1920-х годов, когда начали массово создаваться колхозы, в коммуну стали направляться журналисты местных газет, призванные в своих статьях описать преимущества нового экономического уклада.