Святая битва за Русь

Как зародилось во вселенной зло?
Создатель верно тут и сам не помнит…
Возможно, что и вечное оно,
Не гаснет словно пламя преисподней!

Не первым знайте, согрешил Адам,

Не первой совратилась плоть Ева…
Алкашь что тянет из горда «Агдам»,
Пацан, что курит «план» на перемене…

Все кто познал, что есть такое зло —

Привык без страха нарушать законы…
И для кого обуза лишь добро,
Кто хочет для себя лишь бить поклоны!

Еще с пеленок хочется урвать,

Еще младенцем тянет так нагадить…
За что клянет ребенка злая мать,
Куда уходят в брани жесткой рати?

Один лишь вишню в саде летнем спер,

Другой купцов с безменом убивает…
Кому сечет башку кривой топор,
Кого палач на колесо бросает.

Ворует плюнув в совесть казнокрад,

А кто у попрошайки снес медяшки…
Иной одной полушке даже рад,
Другим утеха женские кудряшки.

Да многолико, многогранно зло,

В любом оттенке чудны его лики.
А тяга все равно в душе добро,
Хоть мир вокруг, увы, ужасно дикий!

Вдова рыдает, сирота пищит —

Наш мир на сковородку ада тянет…
Неужто, сердце Бога монолит,
А людям нету места в Божьем рае?

Ответ найдешь ты лишь в себе самом,

Когда сумеешь в мыслях срезать злобу…
Когда на подлость ты воздашь добром,
И перестанешь набивать утробу!

Пока чародей пел, Григорий Кулаков отчаянно пытался развить успех, швыряя в колдуна массивные отрубленные конечности. Юный воитель проорал:

— Сила витязя в смекалке делающей бессильной самых могучих врагов!

Натиск царевича-терминатора сродни горному потоку в весенних Альпах.

Однако на сей раз, ничего не срабатывало, видимо колдун умудрился изменить параметры магической защиты. Когда заунывная песнь кончилась, воздух изрядно погустел, меч, словно наткнулся на бронированное покрытие, вернее бронестекло сдавило со всех сторон. Да ты себя ощущаешь — словно мушка в янтаре, не рукой, ни ногой. А что остальные монстры — упыри и вурдалаки, а их словно тоже залило гипсом. Вот только что носились родимые, визжали, кусались, и нет их, словно сгинули. Правда, несколько упырей превратилось в каменные статуи. Причем воплотившись в мраморе и граните они уже не казались такими омерзительными.

А вот главный чародей Африки и Аравии мог вполне закономерно ликовать, похлопывая в ладоши:

— Хорошо сработало, в коконе замотано. Злобный царь окаменел, нас избавил от проблем. Теперь можно и Шереметом связаться, старый хрыч перестанет лягаться.

«Почему окаменел, я все вижу и слышу»: подумал Григорий Кулаков. Правда, не шевельнуться, словно полный паралич и лишь глаза сохраняют способность двигаться.

Абдула-Обамма хлопнул в ладони, и они оказались в подземной пещере, густо уставленной дорогими в орнаменте из бриллиантов свечами и магическими светящимися рожками. Могучий колдун важно уселся в золоченое выполненное в форме императорского трона кресло. Словно сквозь стену в помещение прошел еще один человек. Он был высок ростом, широкоплеч в богатом, но изрядно изношенном убранстве. Чем-то он напоминал гордого волка посаженого на цепь. С явной неохотой поклонился опасному чернокнижнику. Тот небрежно словно собачке кивнул, мол знай свое место. Григорий сразу узнал князя Шереметьева, рода знатного, но впавшего в немилость. Служба Малюты свирепствовала, и знатный вельможа едва не сгинул в пыточном подвале.

Кто помог ему бежать? Это стало предметом многочисленных разбирательств и новых допросов с истязаниями. Но князь сгинул из хорошо охраняемой темницы словно призрак прошел через булыжники скрепленные замешанным по древним, русским рецептам бетоном.

Вот теперь понятно кто его вывел, ну что же не пойдет измена на пользу неприятелю, как бы тот не рассчитывал.

Князь тихо произнес:

— Я разговаривал с немногими уцелевшими от репрессий боярами из числа знатных родов. — Родовитый изменник тревожно оглянулся и продолжил. — Они готовы на все чтобы избавится, от царя-деспота и особенно палача Малюты Скуратова.