Святая Елизавета Венгерская

Хорнблоуэр вновь посмотрел на матросов. Те выглядели на редкость молодцевато — они обшивали себя всю дорогу от Кингстона, с того самого дня, как узнали, что шхуну осчастливит своим присутствием адмирал. В ладных синих рубахах, белых штанах и широкополых соломенных шляпах они смущенно жались, отлично понимая, о чем говорят на шканцах. Время мирное, все они добровольцы, пришли на флот по собственному почину. Хорнблоуэр никак не мог к этому привыкнуть — двадцать военных лет он командовал насильно завербованными матросами, только и норовившими дезертировать.

— Если вы сообщите мне, когда намереваетесь отплыть, сэр… простите, милорд, — сказал Харкорт.

— Не раньше, чем завтра на рассвете, — внезапно решился Хорнблоуэр. До утра все его время расписано.

— Есть, милорд.

Неужели портовые кабаки Нового Орлеана чем-то лучше подобных притонов Кингстона или Порт-оф-Спейна?

— Быть может, теперь я могу позавтракать, мистер Джерард? — спросил Хорнблоуэр. — Если, конечно, вы не возражаете.

— Так точно, милорд, — отвечал Джерард, старательно не замечая сарказма. Он давно усвоил, что его адмирал не любит заниматься делами до завтрака. Хорнблоуэр уже поел, когда на переходный мостик передали корзину с фруктами — ее принес на голове босоногий негр. Хорнблоуэр как раз намеревался отправиться в город.

— Здесь записка, милорд, — сказал Джерард. — Распечатать?

— Да.

— От мистера Худа, — сказал Джерард, сломав печать, и через секунду: — Думаю, вам лучше прочесть ее самому, милорд.

Хорнблоуэр нетерпеливо схватил записку. В ней говорилось:

Милорд,

Я взял на себя смелость послать вашей милости эти фрукты. Обязан известить вашу милость о только что полученном сообщении. Груз, привезенный графом Камброном из Франции и принятый на хранение таможенным управлением Соединенных Штатов, вскорости будет доставлен на «Дерзкий» лихтером таможенного агентства. Ваша милость, конечно, понимает, что это свидетельствует о скорой отправке «Дерзкого». Мне сообщили, что вес принятого на хранение груза весьма значителен, и я намереваюсь разузнать о нем побольше. Быть может, ваша милость, со своей стороны, изыщет способ ознакомиться с характером груза.

Остаюсь, с глубочайшим уважением вашей милости покорный слуга

Клудсли Худ Е.Б.В. генеральный консул в Новом Орлеане

Что такого Камброн мог привести из Франции в большом количестве и в законном соответствии с заявленной при фрахтовке «Дерзкого» целью? Конечно, не личные вещи. Не провиант и не спиртное — их куда дешевле закупить в Новом Орлеане. Так что? Теплое платье? Вполне возможно — оно наверняка понадобиться во Франции возвращающимся из Мексики гвардейцам. Да, возможно. Но за французским генералом, располагающим пятьюстами императорскими гвардейцами, да еще в охваченном смутами Карибском море, нужен глаз да глаз. Узнай они, что за груз он берет на борт, их задача бы значительно упростилась.

— Мистер Харкорт!

— Сэр… милорд!

— Я попрошу вас ненадолго зайти ко мне в каюту. Молодой лейтенант стоял в каюте по стойке «смирно» и с легким испугом ожидал, что скажет главнокомандующий.

— Это не выговор, мистер Харкорт, — бросил Хорнблоуэр сердито, — даже не нарекание.

— Спасибо, милорд, — ответил Харкорт, успокаиваясь.

Хорнблоуэр подвел его к окну и, как прежде Худ, указал рукой:

— Это — «Дерзкий». Бывший капер, ныне зафрахтованный французским генералом.

Харкорт взглядом выразил недоумение.

— Именно так, — сказал Хорнблоуэр. — А сегодня на него лихтером перевезут с таможни оставленный на хранение груз.

— Да, милорд.

— Я хотел бы знать про этот груз по возможности больше.

— Да, милорд.

— Разумеется, я не хочу, чтобы каждый встречный и поперечный знал о моей заинтересованности. Вообще никто лишний не должен знать.

— Да милорд. Отсюда в подзорную трубу я, если повезет, смогу многое рассмотреть.

— Совершенно верно. Вы увидите, тюки это, ящики или мешки. Сколько того и другого. По тому, какие используются тали, сможете прикинуть вес.

— Так точно, милорд.

— Тщательно записывайте все, что увидите.

— Есть, милорд.

Хорнблоуэр вперил глаза в юношеское лицо лейтенанта, пытаясь оценить его благоразумие. Он отлично помнил, как Первый лорд Адмиралтейства настойчиво советовал не задевать легкоранимых американцев. Хорнблоуэр решил положиться на молодого человека.