Святая Ксения Петербуржская. Просите, да обрящете милость Божию!

И целых три дня продолжалась эта пытка. Никто из врачей не раздевался, никто не думал прилечь… Вся семья молча, на цыпочках ходила или сидела около комнаты ребенка и сами не меньше ее, кажется, страдали от ее мучений; все затыкали уши от ее стонов и никак не могли отойти от ее двери. Сколько горячих молитв было вознесено на небо, сколько горьких слез было пролито в это время, – одному Богу известно. Но, должно быть, чья-нибудь молитва была услышана Господом…

Навещавшие по нескольку раз в день больную доктора, успокаивая родителей, два дня говорили, что болезнь идет вполне нормально, а на третий день утром сообщили, что завтра можно будет сделать операцию. Между тем страдания больной достигли, кажется, еще небывалой степени. Она страшно и жалобно стонала, отец рвал на себе волосы, мать чуть с ума не сходила, извелась совершенно, бабушка также сделалась ни на что не годной…

А что после операции? Олечка или умрет, или останется на всю жизнь глухой. Но тут-то милосердый Господь и явил семье великую Свою милость. Сидят мама, папа и бабушка в комнате рядом с больной, боятся слово сказать, все прислушиваются к стонам… Вдруг входит няня Агафья Никитишна и говорит:

– Батюшка барин, позвольте мне съездить на Смоленское кладбище к блаженной Ксении, я слышала, что ее молитва многим помогает в горе.

– Голубушка няня, – отвечает отец девочки, – делай что хочешь, только помоги нам. Видишь, мы ничего не понимаем… Поезжай куда хочешь, только помоги ты нам, Христа ради!

Вышла няня, а они все сидят… Вдруг замечают, что стоны больной становятся как будто тише и тише, и спустя некоторое время наконец и совсем прекратились.

– Скончалась, бедняжка! – подумали родители, и ворвались в ужасе в комнату девочки. Смотрят – у кровати больной стоят няня и сиделка, больная лежит на правом бочку и тихо, спокойно спит.

– Слава Богу, – тихонько шепчет няня, – я съездила на Смоленское кладбище к блаженной Ксении, помолилась там, привезла с ее могилки песочку да маслица из лампадки… Теперь Олечке станет легче.

Родители стояли у кроватки Олечки, слушали слова няни, ничего не понимали, но чувствовали, что с больной действительно произошла разительная перемена и что опасность миновала…

Наутро приехали доктора, и им было сказано, что Олечка спокойно спит.

– Ну, ничего, подождем; пусть бедняжка подкрепится пред операцией-то: ведь это дело не легкое, тем более для маленького измучившегося ребенка, – говорили доктора.

Вышли отец и мать и также подтвердили, что девочка спит.

Сидят они час, другой. Доктора, вначале спокойно разговаривавшие между собой, начали мало-помалу выражать нетерпение и, наконец, попросили разбудить девочку. Сначала пошла туда мать. Вместе с сиделкой и няней начинает она будить ребенка:

– Олечка, Олечка, проснись, милая!

Но она, бедная, спит, да и все тут. Идет туда отец, за ним бабушка с докторами. Все они по очереди ее будят, она немножко повернется, а все-таки спит и никак не может проснуться. Наконец, мать берет Олечку на руки и вынимает из постели.

Смотрят: вся подушечка, правое ухо, щечка, шея, рубашечка, простыня – все покрыто гноем: нарыв прорвался; а здоровая девочка и на руках матери продолжает спокойно спать.

Подивились доктора такому счастливому исходу болезни, научили родителей, как нужно промывать ушко, и уехали. А они все, положив спящую девочку на новую постельку, приступили к няне с просьбой рассказать, что она сделала и каким образом девочка стала здоровой?

– Ничего я, барыня, не сделала, я только съездила на Смоленское кладбище к матушке Ксении, отслужила там панихиду, взяла маслица из лампадки да скорее домой. Приехала, вошла к Олечке, а пузырек-то с маслицем спрятала в карман, да и жду, скоро ли выйдет из комнаты сиделка, потому боюсь, что она рассердится, если увидит, что я хочу пустить маслица в больное ушко. И лишь только затворилась дверь за сиделкой, я тотчас же подошла к Олечке, немножко сдвинула с ушка повязку (девочка лежала на левом боку) и прямо из пузырька полила ей маслица в ушко. Не знаю уж, и попало ли туда хоть что-нибудь, больно уж велика была опухоль-то… Ну да, думаю, как Богу угодно да матушке Ксении… Снова надвинула барышне повязку на ушко, смотрю, она постонала немножко, повернулась на правый бочок, да и глазки закрыла, засыпать, значит, стала.

– Да кто тебя научил съездить к Ксении? Откуда ты узнала про нее? – спросили родители.