Мне очень понравилось такое решение, потому что при всех наших доработках крейсер как боевая единица уже устаревает или устарел, а как подлинный участник победоносной войны, материализованная легенда, для воспитания в нужной тональности молодой смены флота России, очень хорошо и к месту. Ведь как ни крути, а заплатки от японских осколков на бортах, надстройках и трубах это ничем не измеряемая ценность. При этом крейсер не стоит на вечном приколе, на нём выполняются регулярные выходы в Ревель, Гельсингфорс, даже дружественные визиты в Копенгаген и Стокгольм. Во время учебных плаваний производятся регулярные учебные артиллерийские стрельбы и минные пуски, как и постановки учебных якорных и донных мин. В нашей бывшей каюте никто не живёт, там силами ещё Артеньева развёрнут небольшой музей корабля, может это и правильно. Сергей Николаевич не поленился, собрал всю статистику уничтоженных нами судов и кораблей противника, включая все подрывы на выставленных нами минах. Так что теперь можно точно подсчитать весь тоннаж по каждой категории, хотя здесь снова не всегда можно категорично утверждать, как в Великую Отечественную войну у лётчиков была такая форма учёта сбитых лично и в группе, вот и тут, кто-то дотопил нашего подранка, где-то мы добивали чужого недобитка. Но всё равно ведь интересно, приходится окунаться в описание настоящих реальных морских боёв и сражений, причём не екатерининских времён, а свежих, считай сегодняшних, ведь в ожидаемой войне ещё мало, что успеет измениться кардинально. Почти все наши трофеи представлены на фото или рисунках, могу себе представить, как интересно это изучать будущим флотоводцам. Дважды с борта "Новика" государь император принимал парады кораблей Балтийского флота, и проход после приёма парада вдоль строя кораблей на скорости больше тридцати узлов с буруном выше палубы произвёл впечатление на всех.
Перед отбытием на Чёрное море мы всей семьёй навестили наш крейсер. Даже как-то не верится, когда с палубы и мостика видно здание академии изящных искусств и сфинксы на набережной перед ней, а за Невой купол Исаакия и Медный всадник, а не Артурский Восточный бассейн, мыс Тигровый хвост и город у подножия Перепелиной горы. Даже любимая Клёпина канатная бухта на баке на своём законном месте.
Через два дня нам с Николаем предстояло на поезде убыть в столицу Черноморского флота принимать дела, как написал Андрей Августович, у запившего горькую бывшего командующего. Неприятно конечно, старые зубры флота уходят, что вполне оправдано, так как многие из них до сих пор грезят парусными фрегатами своей юности, когда выход шлюпа за пределы Балтийского моря считался едва ли не подвигом, и на этом фоне шныряющий по всему Чёрному морю флот был на голову выше столичного. Да и считай, вся последняя боевая военно-морская слава тоже была на юге, ведь имена Ушакова, Нахимова, Спиридова, Корнилова и многих других это не на Балтике. Там в барской вотчине Скрыдлова нас ждут уже вполне сформировавшиеся привычки и неписаные правила, куда придётся лезть и переделывать или даже ломать с хрустом, возможно об коленку, но в этом тоже часть работы командира. От меня не скрыть все эти мысли и чтобы не мешать я усвистала с Клёпой порезвиться над осенним заливом, в тёплой воде которого ещё много рыбы не успевшей уйти на глубину. Мы как раз так классно пикировали на зазевавшегося подвсплывшего судачка, когда меня вышибло куда-то в темноту…
В первый момент возникло ощущение, словно в Клёпу ударил снаряд главного калибра броненосца, настолько сильно и мощно приложило. Попробовала трепыхнуться, но ничего вначале не вышло, только через некоторое время нащупала тихий дрейф, и стало понемногу становиться светлее…
Глава 70
Я сидела в простом, но от этого не переставшем быть каким-то удивительно уютным, сарафане, подо мной было застеленное пледом плетёное кресло. Кроме него на зелёной летней лужайке справа от меня стоял небольшой столик, на котором были какие-то сосуды с напитками, накрытая вышитым рушником ваза с фруктами или выпечкой, а может и ещё с чем. По другую сторону от столика второе кресло, в которое кроме застеленной накидки брошена смятая белая шерстяная шаль ажурной вязки. Щебет птиц, гудение и жужжание мух и пчёл, на небе единичные маленькие белые облачка, мелькнуло по краю сознания воспоминание о песне про белокрылых лошадок.
Честно сказать, я не очень осматривалась, гораздо приятнее было снова ощутить своё собственное тело, встряхнуть тяжёлой гривой своих волос, рассыпавшихся по спине, провести пальцем по гладкой коже щёк и подбородка без порядком надоевшей эссеновской адмиральской бороды, хоть он её и стриг, а не отпускал в макаровскую вольницу. Вытянула ноги, оттянула пальчики, такое приятное ощущение, просто не передать словами, откинулась на спинку, приятно тяжело качнулись в такт не зажатые бюстгальтером груди. С трудом подавила желание радостно гикнуть и пробежаться прямо так, как есть босиком по траве.