Святая ночь

Однажды вечером, через несколько дней после того, как Симби спаслась от смерти, старуха хозяйка куда-то отлучилась. Бако тут же пошла во двор, где хозяйская курица с цыплятами копалась в земле, выискивая пищу. Огляделась Бако — никого кругом нет. Тогда она стала кидать зерна на дорожку, что вела в ее комнату. А как увидела, что курица жадно набросилась на зерно, спряталась за дверью.

Куры клевали-клевали и незаметно вошли в комнату; тут Бако захлопнула дверь, и наседка с цыплятами оказалась в ловушке.

Она сразу же поймала их и зарезала. Потом зажарила и спрятала, чтобы съесть ночью. Конечно, никто и не заметил ее проделки.

Через два часа возвратилась старуха. Она очень удивилась, когда не нашла наседки с цыплятами. В это время они обычно спали в курятнике; она поплелась искать их, но так и не смогла найти. И запричитала горестно:

— Если моя курочка с шестью цыплятами забрела по ошибке к кому в дом, сделайте милость, скажите: я приду и заберу их.

Но никто не ответил, ведь ни соседи, ни подруги Бако ничего не знали о курице, а сама Бако сидела перед домом и смотрела на старуху. Она даже сочувствовала ей, точно не сама украла курицу, и тоже проклинала вора:

— Чтоб его разорвало, этого негодяя; он ведь видел, что ты больная и старая, и все же стащил твою наседку с цыплятами. Как же ты теперь прокормишься?

Наконец бедная старуха поняла, что наседку с цыплятами ей не найти, кто-то, видно, украл их, и начала громко клясть вора:

— Кто б ни своровал мою курицу, пусть завтра же утром превратится в эту самую курицу. И пусть все увидят его в оперении моей курочки, и шесть цыплят пусть всюду ходят за ним. Если есть на свете всемогущий богато мое заклятие исполнится.

Придя домой, старуха еще долго горевала по украденной курице, словно по умершему, ведь кормильцев у нее не было: только и оставалось, что эта курица.

И — хотите верьте, хотите нет! — после того как она прокляла вора, еще до свету — к пяти часам — голова Бако уж превратилась в петушиную — с огромным гребешком и огромным длинным клювом. Таких и петухов-то не бывает! Руки, ноги, спина и грудь Бако заросли густым, мягким, крепким пером — тем самым, который она выщипала у курицы.

Даже медное кольцо, которое старуха надела своей курице на левую лапку, чтобы отличать ее от чужих, тоже оказалось на левой ноге Бако. А плечи и руки превратились в большие крылья — точь-в-точь, как у курицы.

Так исполнилось старухино заклятие: уже к пяти часам утра Бако непрестанно кукарекала, да так громко и звонко, как ни один петух. Ее крик то и дело доносился из темного угла, где она пряталась, чтобы скрыть от всех свое страшное обличье; но поначалу, разумеется, никто и внимания не обратил, что это из ее комнаты доносится кукареканье.

Но в восемь часов девушки заметили, что Бако не показывается, а в ее комнате слышен петушиный крик; тогда Симби взломала дверь и вошла внутрь. Но лишь увидела Бако в ее страшном обличье — как ошпаренная выскочила обратно на веранду. И так была ошарашена, что просто не знала, как поступить; выбежала на улицу и начала громко скликать всех соседей.

В один миг сбежалась уйма народу; несколько смельчаков вошли в комнату Бако и, едва глянув на огромного петуха, перепугались до смерти. Все же они выволокли Бако на улицу. При виде такого чудища все попятились:

— Ну и страсти! В жизни не видывали ничего подобного.

Народ еще не надивился, а уж новость разнеслась по всему городу и достигла ушей самого короля: такие вести летят быстрее, чем ветер. Не прошло и двух-трех минут, как явилась королевская стража: король велел привести во дворец девицу, что превратилась в петуха.

И — какой ужас! — всю дорогу, пока ее вели во дворец, шесть цыплят, которых она зарезала и зажарила вместе с наседкой, бежали за ней следом и все время пищали, словно она была их матерью, а не оборотнем.

Только она появилась на главной площади, как все жители города столпились вокруг, и каждый старался протиснуться поближе, чтоб хоть одним глазком взглянуть на нее. И вот ведь что: стоило Бако завидеть курицу, как она тотчас начинала ухаживать за ней совсем по-петушиному.

Привели ее во дворец, к королю, а Симби и подружки встали позади; они ждали, что решит король: не бросать же Бако в беде.

— Как тебе удалось превратиться в такого страшного петуха? — спросил изумленный король.

— Кукареку! Кукареку! Кукареку!

Бако не отвечала, а только громко кукарекала, как петух-трехлеток. Так она ничего и не сумела сказать, а глядеть на нее всем было боязно — и королю, и его советникам, и простому люду. Король и говорит:

— Засмотришься на нее — и сам, чего доброго, обратишься в петуха. Король и советники тут же решили бежать из города. А если уж сам король и его советники решили бежать из-за Бако, то что было делать простому люду? Только одно — бежать вместе с королем и его советниками.