Святая Русь - Княгиня Мария

Княгиня вернулась в отведенные ей покои совершенно трезвой: она никогда не употребляла вина. К серебряной чарочке лишь прикасалась губами и ставила на стол. Великий князь на сватью не обижался, давно ведая, что Мария даже «не пригубляет».

Княгиня же с нетерпением дожидалась беседы с Андреем Ярославичем. И вот, наконец, она состоялась. Вначале шел непринужденный разговор о семейных делах, а затем Мария начала исподволь подходить к главной теме.

— Из оконца видела, как ты лихо сражался. Противник твой, чу, нешуточно ранен.

— Пустяки. Агея Букана здоровьем Бог не обидел. Выдюжит.

— Агей Букан?.. Ближний боярин покойного князя Ярослава Всеволодовича?

— Был боярином, — усмехнулся великий князь, — да за немалые грехи с высокого чина слетел. Ныне у меня в сотниках ходит.

— Что-то и я о нем недоброе слышала, даже пакостное. Ну да не о нем речь. Твои игры на Потешном дворе походят на настоящую сечу. Сие далеко не забава.

— Не забава, Мария Михайловна. Ныне не до шуток, когда ордынец железными путами тебя заковал.

— Никак, зол ты на татар, Андрей Ярославич?

По лицу великого князя, будто черная туча пробежала.

— Да кто ж на ордынцев не зол, когда они святую Русь терзают?! И всё им мало, мало! От их поборов не вздохнуть, ни охнуть. И «царева дань», и «дань десятиннная», и «поплужное», и дорожные повинности. А торговый «мыт» с продаж, а «тамга» с ремесла, а «корм», кои получают ордынские послы и их отряды при проезде через русские земли. А бесконечные дары и «почестья», кои надо отсылать ханам в Орду? А непомерные денежные «запросы», кои ежегодно требуют татары на свои военные нужды? Они настолько крупны и обременительны, что до последней нитки разоряют народ. Дело доходит до того, что некоторые жители вынуждены продавать в рабство своих детей. Да что тебе рассказывать, Мария Михайловна? Ты и сама об этом ведаешь. Аль твой ростовский удел ордынцы не терзают?.. Впрочем, я, кажись, ошибаюсь. До меня дошла весть, что твой сын Борис добился большой поблажки у хана Сартака. Удел твой, княгиня Мария, на два года освобожден от всякой татарской дани. Не так ли?

— Так, Андрей Ярославич. Но в этом не вижу ничего худого.

— А я вижу! — с запалом произнес великий князь. — Вижу, княгиня! Твой Борис поклонами и унижением выклянчил поблажку у хана Сартака. Постыдным унижением!

Мария сохраняла спокойствие. Ей никак нельзя горячиться, иначе ничего доброго из беседы не получится. Ее спасение — в хладнокровии.

— Напрасно ты так, Андрей Ярославич. Борис вел себя в Орде достойно. Никакого унижения и обряда очищения не было.

— Тогда за какие заслуги поганые его от дани освободили?

— Борис сумел доказать, что Орде будет выгодней на некоторое время оставить Ростовское княжество без обложения. Наш удел, Андрей Ярославич, также разорен, как и твоя Владимирская земля. Ремесленники и смерды, не выдержав ордынских поборов, убегают в глухие заволжские леса, а многие — в Галицко-Волынскую Русь и Новгородскую республику к Александру Невскому. Если временно не отменить поборы, то Орда и малой дани не получит. И надо отдать должное хану Сартаку, что его убедили слова Бориса.

Румяные губы великого князя тронула саркастическая ухмылка.

— Хан Сартак — недалекий человек. Он, пока Батый находится в Каракоруме, дабы поставить своего любимого двоюродного брата Менгу каганом Монгольской империи, тешит свое самолюбие и корчит из себя властолюбивого и мудрого хана, способного принимать самостоятельные решения. Но всё это чушь. Все ведают, что Сартак — всего лишь тень знаменитого полководца Батыя. Хитрые и отважные Берке, Алабуга, Неврюй и Бурундуй никогда не позволят Сартаку дать послабу Руси. Не для того они потеряли сотни тысяч воинов, дабы теперь отказаться от дани. Надо знать суть ордынца. Да он уже в вонючей люльке верещит о наживе.

— Не спорю, Андрей Ярославич. Жажда наживы — в крови каждого татарина. Но всему есть предел, и некоторые ханы начинают осознавать, что с обглоданной кости мяса уже не получишь.

— Да никогда они этого не осознают, княгиня! Избавление Руси — в победной войне с ордынцами. Даже митрополит Кирилл, избавленный от дани, не верит в басурманские милости. Его длань не столько тяготеет к кресту, сколько к мечу.

— Митрополит всея Руси Кирилл? — не скрывая удивления, вопросила Мария. — Миротворец Кирилл?.. Ты это серьезно, Андрей Ярославич?

— Мне не шуток, княгиня. Ты ведь, как я наслышан, зело сведущий человек, и тебе, наверное, известно, кем был Кирилл до посвящения в митрополиты.

— Печатником[71] князя Даниила Галицкого.

— И не только печатником, но и его воеводой. Галицким и болоховским боярам не по нраву пришлась сильная рука князя Даниила, и они попытались его уничтожить. Однако Даниил Романыч вступил с дружиной в Галич, а затем направил своего печатника Кирилла на Бакоту[72] и Понизье…

Когда великий князь начал рассказывать о походе печатника Кирилла, сердце Марии тревожно сжалось. «Напомнит или нет? — подумалось ей. — Едва ли князь промолчит. Скорее всего, он будет безжалостен».

Княгиня оказалась права.