Святая Русь - Князь Василько

- Проходи в дом, дорогой гостенек, откушай моих яств и питий.

Обнял и облобызал по русскому обычаю и повел Якурина в трапезную комнату. Длинный стол, покрытый белой льняной скатертью, мог разместить добрый десяток гостей. На столе - обилие изысканных яств и море разливанное питий. (Расщедрился Борис Михалыч!).

Зачин столу - рыбная закуска: осетровая, белужья провесная, стерляжья, севрюжья…В серебряных мисах - икра разных засолов, черная и красная.

После зачина, когда выпили по первой чаре за здоровье князя и княгини, хозяин, как это и полагается, поднял

И вновь у Якурина недоуменные глаза.

- Да кто ж не хочет? Но то дело несбыточное. Из песка кнута не сплетешь. В боярские чины князь возводит.

- Князь, спору нет…А вот Ярослав Всеволодович тебя бы возвел.

- Помилуй, Борис Михайлыч, - широко развел руками Якурин. - Это за какие же заслуги?

- Будут, коль верой и правдой ему послужишь.

- Не понимаю тебя, сват, не понимаю.

- Сейчас поймешь.

Пришлось боярину раскрыть свои карты.

Глеб Митрофаныч вдругорядь опешил. Он долго смотрел на боярина ошарашенными глазами и, наконец, заговорил: чару за гостя, после чего стольники в белых, парчовых кафтанах, положили с блюд всевозможное жаркое: сочные, румяные, поджаристые куски баранины и говядины, ножки, лопатки и крылышки гуся и индейки, рябчика и тетерева, утки и куропатки под «всевозможными взварами». Пили под русскую водочку, под заморские аликант и мальвазию, рейнское ,бургундское и фряжское…А коль заморское не по нраву, испей домашней настоечки - анисовой, гвоздичной, рябиновой, померанцевой…А уж сладостей да пряностей невперечет!

Однако ни боярин, ни купец на богатые пития особо не налегали, а лишь пригубляли: и тот и другой ведал, что впереди большой разговор, ради коего и состоялся этот загадочный пир.

И первым этот разговор начал Сутяга:

- Поди, сидишь, Глеб Митрофаныч, и всё кумекаешь: зачем-де меня боярин в гости позвал. Не так ли?

- Воистину так, - кивнул Якурин.

Борис Михайлыч отпустил слуг, и когда закрылась за ними дверь, продолжил:

- Долго петлять не буду, Глеб Митрофаныч. Ты у нас набольший купец в Ростове, богатств тебе не занимать, злату и серебру твоему иной боярин может позавидовать.

- Не слишком ли, Борис Михайлыч? Не так уж моя калита и весома.

- Не прибедняйся, Глеб Митрофаныч. Калита твоя уж куда, как полнехонька. Без деньги за море не ездят, а ты у нас каждый год то в Царьград, то в Кафу, то в Бухару снаряжаешься. Чего и толковать - набольший купец! Вот и надумал я тебе честь оказать… Чего бы нам не породниться?

У Якурина (хлебал уху) даже ложка выпала из рук.

- Породниться? - ахнул он.

- Породниться, Глеб Митрофаныч, породниться. У меня дочь на выданье, у тебя сын - добрый молодец.

Купец настолько опешил, что и слова не мог вымолвить. Чего он слышит, Господи! Когда это было, чтоб боярин свою дочь за сына торгового человека выдавал? Да никогда! Почему такой диковинный выбор?

Дочь боярина Дорофею он видел всего один раз. Маленькая, румяная толстушка. Прямо надо сказать - невеста не завидная, женихи от таких нос воротят, вот и засиделась в девках. Ни один боярич, по всему, за неё не пошел, вот и пришлось Сутяге на купцов перекинуться. А кто самый богатый купец? Глеб Митрофанов.

Борис Михайлыч, выжидая, уставился на Якурина, кой так и не открывал своего губастого рта.

- Чего примолк, Глеб Митрофаныч? Аль худое тебе предложение сделал? Аль зазорно тебе с боярином породниться?.. Дочь моя не слишком казиста? Так ведь, какова ни будь красна девка, а придет пора - выцветет. Ты, как я знаю, купец башковитый, далеко смотришь. Молвлю тебе без утайки.Я -то уж годами стар, порой, недуги одолевают, и никого у меня, окромя Дорофеи, нет. Сын же твой Влас одну соколиную потеху знает, до вотчины моей ему дела не будет. А как скрутит меня хворь, всё тебе достанется. Влас-то у тебя, чего уж скрывать, глуповат. Так что, будешь полным властелином. И не токмо! Глядишь, Глеб Миторофаныч, и боярский чин получишь, коль станешь владельцем боярской вотчины.

Наконец, Якурин окончательно пришел в себя. Он поднялся из резного дубового кресла и поклонился Сутяге в пояс.

- Спасибо за честь, боярин Борис Михайлыч. Конечно, ошеломил ты меня. Дай всё же подумать над твоими словами. Дело-то собинное.

- А чего думать Глеб Митрофаныч? Может, на Дорофею мою хочешь глянуть?

- Дочь твою видел, можно и без смотрин.

- Ну, так чего время тянуть? Хочу слышать твое слово купецкое. По рукам али как?

- По рукам, боярин.

- Облобызаемся, Глеб Митрофаныч.