- Не я ль сказывал, чтоб никто в гульбу не ударился? Снять обоих с сотских и бить плетьми на торговой площади.
- Не чересчур ли строго, Василько Константиныч? - осторожно молвил Воислав Добрынич.
- Строго? - недоуменно глянул на воеводу князь и заходил взад-вперед по покоям, в коих, кроме него и Воислава Добрынича, никого не было. - А коль бы враг к Чернигову подступил? Надо в битву воев вести, а сотские языком лыка не вяжут. Плетьми!
- Прости, Василько Константиныч, - вновь осторожно кашлянул в кулак Воислав Добрынич. - Коль на тебя войско оставили, ты волен снять бражников с сотских, но плетьми наказывать не советую.
- Это почему ж?
- Сотские - дружинники князя Михаила Всеволодовича, и токмо он их может наказать. Таков уж порядок на Руси.
- Да ведаю, ведаю! - продолжал серчать Василько.- В чужой монастырь со своим уставом не лезь. Вот с таким порядком мы и на Калке осрамились. Каждый князь не о Руси думал, а о том, чтобы не дай Бог под чью-то руку угодить. Спесь да чванство - превыше всего. Тьфу!
- Твоя правда, Василько Константиныч, - вздохнул воевода. - Вот и Олег Курский с Михаилом Черниговским драку затеяли. А чего ради? Доказать у кого род знатней.
- Половцам на радость. Они токмо и ждут, когда князья сцепятся и Русь обескровят.
Смуро стало на душе Василька. Как и отец, он терпеть не мог усобиц, а они, знай, разгораются. И ничто не останавливает князей - ни поражение от татар на Калке, ни половецкие нашествия, ни гибель от междоусобных войн тысяч русичей.
А сотских Василько все же наказал: не только снял из начальных людей, но и посадил в поруб.
Сотские, было, возмутились:
- Наш князь, Михайла Черемной, за такую малую провинность в поруб бы нас не кинул.
- Вот до вашего князя и посидите.
Начальные люди стали относиться к своей службе более ретивей: крутенек, оказывается, князь Ростовский.
Василько же, занятый ратными делами, почитай, и забыл о наказе Юрия Всеволодовича. С княжной он так и не повстречался, однако увидел её в самом неожиданном месте. Ближе к вечеру князь зашел в книгохранилище и услышал приглушенный голос:
- Пиши дале, Мария: «И пошел князь Михаил Всеволодович Черемной с великим князем Владимирским в Киев…». Ровней, ровней води писалом, да не поставь кляксу на пергамент, ему цены нет.
В глубине библиотеки, при неярком свете трех восковых свечей в бронзовом шандане, за широким столом, заваленном свитками, сидели седобородый монах в рясе и княжна Мария в голубом летнике.
Василько был немало удивлен: обычно летописи пишут монастырские иноки, а тут молодая девушка сидит за пергаментом. При виде князя, и чернец и Мария встали из-за стола и приветствовали Василька поклоном.
- То инок Порфирий, - пояснила Мария. - Он еще при моем деде, Всеволоде Черемном, летописанием занимался.
Говорила юная княжна спокойно, без всякой робости, и это понравилось Васильку, хотя сам он при виде Марии слегка смутился.
- То дело доброе, - молвил Василько и оглядел библиотеку. В ней было довольно много рукописных книг, облаченных в цветной сафьян с медными застежками; они лежали на стольцах и поставцах, размещенных вдоль сухих, бревенчатых стен. Довольно солидная была библиотека у Михаила Черемного-Черниговского, и все же ей далеко до ростовской книжницы, коя славилась на всю Русь.
- Продолжайте, а я, пока, в книги загляну.
Мария вновь склонилась над пергаментным листом. Робкий, трепетный свет мягко озарял ее чистое, одухотворенное лицо с крупными, живыми глазами.
Василько придвинул к себе подсвечник и раскрыл одну из древних книг с пожелтевшими листами. Читал и…украдкой поглядывал на княжну. Сердце его учащенно забилось. Что это с ним? Сколь княжеских дочерей и боярышень видел, но ни одна из них не вызывала каких-либо чувств, всегда он оставался равнодушным. А тут?.. Выходит, дядя не зря велел «приглядеться», он-то уж знает толк в женщинах. (Юрий Всеволодович, не обращая внимания на супругу, имел много полюбовниц).
- А теперь зачнем новую строку. Достань краски, нарисуй писалом красную буквицу и укрась ее золотом. Да не торопись, княжна, на века создаем, коль Бог сохранит. Ты уж, как и намедни, постарайся, - степенно молвил старый инок.
- Постараюсь, учитель.
Мария оторвалась от пергамента, и глаза её на какой-то миг встретились с глазами Василька. И тут князь заметил, как ее лицо тотчас зарделось густым румянцем. Дрогнуло писало в длинных, изящных пальцах. Заглавная буквица получилась корявой, и от этого лицо Марии и вовсе стало пунцовым.
- Прости, учитель, рука подвела.
- Рука?
Старый инок глянул на князя, затем на Марию, и улыбка тронула его сухие, поблекшие губы.
- На сегодня довольно, княжна.
Мария, легкая, гибкая, тотчас выпорхнула из библиотеки, а Василько подошел к монаху.
- И давно Мария книжной премудрости набирается?
- Её с малых лет к книгам тянет, княже. Зело светлым умом её Бог наградил.
- И много ли постигла?