Святая Русь - Князь Василько

«Нет, надо было с собой боярина взять, а то буду стоять столбом», - подумалось князю.

С большим трудом, преодолев смущение, Владимир пригласил девушку к столу.

- Откушай, Олеся.

- Спасибо, князь, но я не голодна.

- И всё же я прошу тебя. Глянь, какие вкусные яства.

- Прости, князь, но я, в самом деле, неголодна.

Владимир подсел к столу и вновь пригласил Олесю:

- И всё же не откажи князю, хоть что-нибудь да откушай.

Олеся повиновалась, ведая, что отказаться от приглашения потрапезовать, исходящего даже от простолюдина - осрамить и хозяина и его дом. Она села за стол, покрытой чистой льняной скатертью. И чего только на нем не было! Всякие яства чудесные, меды сладкие, душистые вина заморские, ромейские сладости, фрукты - и всё это на золотых и серебряных подносах и блюдах, в кубках и чарках, ендовах и братинах, жбанах и корчагах… От яств, питий и пряностей глаз не отведешь!

Владимир поднимал крышку того или иного блюда и предлагал:

- Может, жареного лебедя или осетринки, или кусочек мяса под чабером? Всё сочно, духовито, с пылу - жару, само в рот просится. Я, извини, ладушка, с дороги проголодался, откушаю и тебе советую. Ну, хоть самую малость.

- Откушаю, князь, - всё также тихо и робко молвила Олеся, и потянулась за румяным яблочком.

- Да разве с этого пир начинают? - улыбнулся Владимир. - Вот ты глянь на меня, - и князь принялся за сочный, поджаристый кусок мяса, запивая его хмельным медом.

- Принимайся и ты, ладушка.

Но Олеся, кроме яблочка, ни к чему больше не притронулась..

- Еще раз прости меня, князь. Ничегошеньки не хочу! Лишь одна у меня думка.

Владимир, выпив чашу меду, заметно осмелел, смущение его улетучилось. Он подсел к Олесе и спросил:

- И что за думка у нашей ладушки?

Олеся подняла на князя свои прекрасные, но печальные глаза, скорбно вздохнула и молвила:

- Ведь сын у меня, князь, любый Никитушка. Один он теперь, без своей маменьки. Душой извелась.

- Ведаю о твоем сыне.

- Что с ним? Где он? - встрепенулась Олеся.

- Не пугайся, ладушка. За сыном твоим жена кузнеца приглядывает.

- Да он же совсем махонький. Ему мать нужна. Мать!

Слезы покатились из глаз Олеси. Она опустилась на колени и, с мольбой в голосе, попросила:

- Ты сказывал, милостивый князь, что подумаешь о моей беде.

- Встань, встань, ладушка!.. Ну, не плачь же, Господи!

Олеся поднялась. Владимир положил ладони на ее плечи, заглянул в ее лучистые, бездонные глаза с пушистыми, иссиня-черными бровями и…задохнулся от переполнивших его чувств.

- Я уже подумал о твоей беде, Олеся. Тотчас прикажу доставить к тебе Никитушку.

- Правда? - встрепенулась девушка.

- Слово князя, ладушка.

Олеся, в порыве благодарности, уткнулась лицом в грудь рослого Владимира, радостно зашептала:

- Спасибо тебе, милостивый князь, спасибо!

А Владимир гладил рукой ее роскошные волосы, чувствовал ее гибкое, упругое тело и счастливо вздыхал, стараясь продлить упоительные минуты. Какое же это блаженство держать в объятиях эту дивную девушку!

Владимир наклонился и попытался поцеловать Олесю в губы, но та мягко выскользнула из его рук.

- Не надо, не надо, князь.

И он послушался, уловив испуг в ее глазах.

- Не буду, ладушка. Я ж норовил, как лучше, прости…

Князь еще раз окинул девушку ласковым, нежным взором и пошел к двери. Обернулся и весело молвил:

- Я за Никитушкой. Жди!

На дворе толпились слуги боярина Чертка. Они ждали нового приказа князя. Он же, пребывая в приподнятом, радужном настроении, повелел:

- В тереме добрый стол накрыт. Потрапезуйте. Я же скоро вернусь.

Молодой гридень - стремянный подвел князю чубарого коня. Владимир пружинисто взметнул на богато украшенное седло, слегка огрел коня плеткой, гикнул и стрелой помчал вдоль бора по зеленому лугу. Его душа пела. Он впервые по настоящему влюбился, влюбился безоглядно. «Олеся, Олеся!» - неотрывно звучало в его голове.

Г л а в а 4

БОГ ЛЮБИТ ТРОИЦУ

Набольший купец Ростова Великого Глеб Митрофаныч Якурин славился не только своими высокими нарядными хоромами, но и двумя богатыми дворами - псарным и сокольим. Нет, он не считался заядлым охотником, и никогда к этому не стремился, но Глеб Митрофаныч, ведая, как увлекаются псовой охотой и соколиной «потехой» князь и его бояре, решил извлечь из своих дворов немалую выгоду. Он принялся разводить редкие породы собак и сокольих птиц, кои были редкостью не только у великих князей, но и у иноземных властителей. Он не жалел никаких денег, хорошо зная, что они окупятся сторицей. Его щенки и птенцы, из коих потом вырастут отменные для охоты псы, кречеты, беркуты и соколы, принесут такую мошну, что другим купцам и во сне не пригрезится.

Так и получилось. Князь Василько Константиныч, изведав о необыкновенных псах и ловчих птицах, сам приехал на дворы купца Якурина. Как увидел, аж глаза загорелись.

- Да это же камский беркут! Я видел его лишь однажды у Михайлы Черниговского. С одного удара сей огромный орел сразил дикую лошадь. Каков красавец!

- Сей беркут, князь, бьет сайгу и лисицу, волка и оленя, - подсказал было Глеб Митрофаныч.