Святая Русь (Книга 3, часть 8)

Иван, приметя раздутые бока коровы, попробовал остановить Упыря: "Ей уже телиться срок! Пропадет дорогой, оставь! Волкам скормишь, а жонка тут ума лишится"... Пакостно было еще и потому, что в этой именно избе они с Упырем намерили заночевать. Пашка уперся в лицо Ивану побелевшими от ярости глазами, поднял тяжелые кулаки. Иван подобрался тоже: в драках не любил уступать. Наудачу дурак хозяин как раз в ту пору кинулся Пашке в ноги и Упырь всю ярость вложил в удар сапогом, пришедшийся в лицо хозяину. Возчик, обливаясь кровью, марая истоптанный снег, полез окорочью в угол двора, а Упырь кричал ему вслед, обращаясь разом и к новоторжанину, и к Ивану: "Возчик он... Мать! А по что у тя в пяти стойлах всего два коня? В лес отгонил? Оттоле и доставай! А корову... - он кивнул двоим молодцам, что готовно держали за рога и за вервие упирающуюся животину, - пущай завтра выкупит! Есь у их животов! Небось, и серебро зарыто где-нито!"

И все было правильно! Посреди воинского стана устраивался походный базар, куда сгоняли скотину, ту, что не намеривали вести с собою, и продавали ее прежним владельцам, которые, для такого случая, волокли, с причитаньями, береженое серебро, чаши, узорную ковань, кузнь, портна, шитые жемчугом очелья - кто чем был богат - и, получивши назад бедную буренку или мосластую, в зимней шерсти, невидную лошаденку, униженно упрашивали не зорить их в другорядъ, не лишать молока малых чад, не оставить без тягла к весенней страде.

Поздним вечером того дня сидели в ограбленной ими избе. Упырь оказался прав, хозяин, откопавши где-то две полновесные продолговатые новгородские гривны и горсть узорочья, расплатился и за второго коня, и за корову. (Гнедого крутошеего жеребца Упырь у него все-таки отобрал.) Досталось добра и Ивану Федорову, хоть тот и отказывался, и всей дюжине ратников, что сейчас, накормленные, громко храпели, лежа на полу, на соломе, прикрытой попонами, а оба старшие, усталые всмерть, склонившись над деревянною каповой мисой, жрали еще теплые щи и кашу, уминали сырой ячменный хлеб с соленым творогом, рыгали, наевшись, и еще тихо доругивались напоследях.

- Не нать вам на великого князя нашего лезти было! - наставительно толковал Пашка Упырь хозяину, что все еще прикладывал тряпицу со снегом к разбитому носу.

- То рази ж мы! - со всхлипом отзывался избитый возчик. - Бояре!

- Бояре! Свою голову нать иметь! Поддались бы Москве, и вся недолга!

- Ты слыхал чего-нибудь про речение киевского митрополита Иллариона "Слово о законе и благодати"? - вопросил Иван.

- Ето от тех ищо времен?

- Да, древлекиевского!

- Ты мне еще каку старину припомни! - снедовольничал Пашка.

- Дак вот! Коли и не любо тебе, все одно, выслушай! - настойчиво продолжил Иван Федоров. - Илларион тот князю самому баял. Там и о жидах много, чтобы, значит, не пущать их на Русь, ну и прочее... Но главное-то вот в чем: сперва приходит закон, власть. Но она мертва, как первая жена у Иакова, Лия. Без главного мертва, без любви. А потом уже благодать, как Рахиль. И благодать выше закона, ибо в ней - любовь. Как-то так, словом. Ну и... Станем мы тут гнобить сперва новгородцев, потом суздальцев, рязанских, и там еще не ведаю кого... Да ту же мерю, мордву, весь... сам же баешь - Москва! Дак, стало, все и перейдут под руку Москвы!

- И татары? - с усмешкою вопросил Упырь.

- Да, и татары, ежели разобьем Орду! И черкасы там, аланы, яссы енти, што на Кавказе, и всякая северная самоядь. И на то все надобны нам законы, такие, в каких будет признано, што можно, а чего нельзя. И штобы не обижать никоторого людина и никакой язык, сущий на Руси. Погодь! Дай досказать! - остановил он взвившегося было Упыря. - Иначе с расширением государства Московского будет расти и гнет властителей, а значит, и возмущение будет нарастать. Подспудное сперва, незримое глазу. Обиды, злоба учнут множить и множить, и когда-то, - не при нас с тобою, при правнуках каких, произойдет взрыв, все восстанут на Русь! И кончится наша власть, да што, и нас самих кончат!

- Ну и... выход-то в чем? - уже не возражал, спрашивал Пашка.

- Выход? Не ведаю сам, но, верно, надобно, чтобы в законе признавалась совесть, как-то так! Ну и штоб кажный служил и по заслугам мог получать награждение и чин по службе, как было в Чингизовой Орде.

- Складно баешь, Иване! - возразил Пашка Упырь раздумчиво. - Оно вроде у нас так и есть: татары вон в нашу службу идут... Ну, а всех вообче... Не ведаю! Как бы и нас самих, русичей, с такой-то повадой не оттеснили от власти той! И не смей никоторого пальцем тронуть... Нет, што-то у тя не получаетце с твоим Илларионом. Благодать благодатью, но и власть нужна. Твердая! - Упырь сжал кулак. - Иначе никто тя и слушать не станет! У монголов вон, при Чингизе ихнем, яса была, закон: срать сядешь близ юрты, и то смерть! А уж побежать в бою - не моги и помыслить такого! Ну и побеждали! А што по заслугам... И то верно, всякого звания людин мог выслужиться у их! И принимали всякого! Зато где они теперича, монголы те? Переженились на половчанках да булгарынях, да русских баб набрали...