— И тебе доброго здравия, князь Псковский, — радушно произнес Дмитрий, с интересом вглядываясь в Довмонта. Он впервые видел прославленного воеводу, и сразу про себя отметил: истинный воин, удалец, предприимчивый человек. В княжьих палатах держится достойно и уверенно.
Сбросив на лавку кафтан и, оставшись в серебристом, пластинчатом панцире, тотчас заговорил, обращаясь к воеводе ростово-суздальской рати:
— Литву мы побили, Дмитрий Александрович, а вот крестоносцев разбить не удалось. Пытались взять их главную крепость Раковор, но без стенобитных пороков[103]
ее не одолеть. Надо искусных мастеров искать.— В Новгороде таких мастеров и в помине не найдешь, — развел руками князь Юрий Андреевич.
— И не только в Новгороде, — нахмурил чело Довмонт. — Русские дружины привыкли осаждать крепости без пороков. Незадача!
— Есть у меня такой умелец, — молвил Дмитрий Александрович.
— Да ну! — искренне удивился Довмонт. — Не думал, что на Руси имеются такие мастера.
— Извини, князь, — произнес Дмитрий Александрович. — Ты недавно на Руси и народ наш еще плохо ведаешь. Русский умелец любого немца за пояс заткнет. Сегодня же покажу.
— Твой княжеский розмысл?[104]
Дмитрий Александрович улыбнулся.
— Розмысл по бражному делу.
— Не понял, князь.
— Простолюдин. К чему рук не приложит, всё горит. А бражку он такую выделывает, что ковш выпьешь — в пляс пойдешь, а голова с похмелья не трещит, светлая, как вода родниковая. Вот такой он у меня розмысл.
— Да как же он такую бражку готовит? — заинтересовался Довмонт.
— А бес его знает. Никому своей тайны, ни за какие деньги не выдает.
— Вот бы его вызвать из Переяславля в Новгород, коль он и пороки смастерить сумеет, — молвил Юрий Андреевич.
— И вызывать не надо. Аниську Талалая, так его в народе кличут, я преднамеренно с собой прихватил. Он еще со мной, пять лет назад, на Юрьев ходил, и такие хитроумные пороки сотворил, что удалось крепость в три стены осилить. Вот и ныне сердце чуяло, что без осадных орудий нам не обойтись.
— Отрадно, князь Дмитрий Александрович, — оживился Довмонт, а затем, малость подумав, спросил:
— А что такое Талалай? Имя какое-то необычное.
— На Руси, Довмонт, едва ли не у каждого человека своя кличка. И всех изрядных говорунов Талалаями прозывают.
На другой день, в гриднице, был совет князей, новгородских бояр, псадника Михаила, тысяцкого Кондрата и всех старших дружинников.
Много речей было об убийстве короля Воишелка и срыве мирных соглашений с Литвой, что значительно затруднит поход на немецких и датских крестоносцев. Некоторые новгородские бояре, сторонники князя Юрия Андреевича, высказывались за отмену похода на датчан и Ливонский Орден. Но совет переломил князь Дмитрий Александрович:
— Никогда еще мы не имели такого значительного войска. Предательское убийство Воишелка не должно нас остановить. В Литве сейчас идут кровавые междоусобицы. Каждый крупный князь стремится примерить на себя королевскую корону. Уверен, что литовским войскам ныне не до войны ныне с Русью. Ныне самый опасный враг — немецкие и датские крестоносцы. Последние особенно беспокоят Новгород. Мы должны захватить их крепости, дабы больше не угрожали русским землям и пропускали наших купцов к Варяжскому морю. Думаю, мы без особых потерь пройдем через Латвию и направимся на Раковор, основную твердыню датских крестоносцев, захвативших вкупе с немцами всю Эстонию. Князю Довмонту не удалось овладеть крепостью. Но его особой вины нет. Без внушительного войска и стенобитных орудий Раковор не взять. Крупное войско у нас есть, а пороки изготовим в Новгороде. Упустим момент, распустим дружины — будем кровавыми слезами умываться. Такого нам ни Бог, ни Русь не простят. А посему надо твердо идти на крестоносцев!
Веские, уверенные слова переяславского князя поддержали и Довмонт Псковский, и князь Полоцкий, и сыновья великого князя Ярослава Ярославича, и тысяцкий Кондрат, и посадник Михаил новгородский, пользующийся большим влиянием у боярской верхушки. В результате весь совет оказался на стороне князя Дмитрия. Видя это, вечно колеблющийся Юрий Андреевич, несколько помолчав, подытожил:
— Быть посему. Пойдем на ворога.
Глава 15
В ПЛЕНУ У КРЕСТОНОСЦЕВ
Мариенбург был стольным городом великого магистра Ливонского Ордена, Отто Руденштейна. Он встретил командора Вернера Валенрода сдержанной улыбкой.
— С прибытием, командор. Всё ли у тебя благополучно?
— Поездка оказалось нелегкой, но удачной. Я привез чертеж змеиного гнезда Александра Невского.
Великий магистр не стал спрашивать о трудностях поездки, однако не оставил Вернера без благодарственных слов:
— Я доволен тобой фогт[105]
Валенрод. Ты, как всегда, достойно справился с моим поручением. Я не забуду твоего усердия.Вернер положил на стол магистра бумажный свиток и добавил:
— Мне удалось захватить в плен русского купца, великий магистр.
Обычно бесстрастное лицо Отто Руденштейна заметно изменилось, теперь оно выражало неприкрытое удивление.
— Зачем ты это сделал, командор?