Святая Русь против варварской Европы

Но теперь главнокомандующий боялся, что татары отрежут войско от своих границ и выморят в степях! Подчиненным шли панические указания. Готовились прорываться с боем и начали избавляться от «лишних» грузов. Однако хан не стал выводить в поле свою орду, а разослал лишь мелкие отряды. Они тревожили налетами арьергардные полки Гордона, отражавшие их огнем. Да в общем-то, татарские отряды и не принимали боя. У них и без того дел хватало. Собирали богатые брошенные трофеи, ловили отставших солдат. И опять принялись поджигать степи. Надломленная бесполезностью всех усилий, павшая духом армия сквозь чад и гари, под июньским солнцепеком 3 недели ползла до Новобогородицка.

И лишь здесь перевела дыхание. В крепости оставили весь обоз и налегке, за 6 дней, дошагали до Ворсклы. 29 июня армию распустили по домам. По данным Лефорта, потери составили 20 тыс. убитыми и умершими, 15 тыс. пропавшими без вести (пленными и дезертирами), при отступлении было брошено 70 пушек. Софья вновь поспешила объявить о выдающейся победе. Хана, мол, разгромили и в Крым загнали, ужо будет знать наших! И награды последовали очень щедрые. Голицыну – 1500 крестьянских дворов, боярам по 300, офицерам и нижним чинам – медали, «копейки», выплаты. Тем, кто уцелел.

У донских казаков Минаева кампания прошла иначе. Они прорвались на челнах в море, погуляли, захватив несколько турецких судов. Разбили татарские отряды в Приазовье. А по возвращении им очередной раз пришлось воевать с раскольниками. Община Косого на Тамбовщине обросла новыми людьми, примкнули и некоторые казаки, даже представители донской старшины Лаврентьев и Черносов. Рассылались подстрекательские письма на Яик и Терек. И хотя «воры» гнездились уже не на Дону, но то ли регулярные части совсем измотались в походе, то ли правительство боялось их бунта. И приказ подавить смутьянов послало донцам. Казаки выступили на Козлов. Староверы оборонялись, но быстро были сломлены. Многих побили, городки разрушили, главарей судили на кругу и «посадили в воду». Правительство потребовало прислать раскольниковказаков в Москву. Минаев сперва возражал, что «с Дона выдачи нет». Но Софья настаивала на своем. Лаврентьев, Черносов, некий поп Самойло были отправлены в столицу и казнены там.

Переворот

Известное нам противопоставление «реформатора» Петра и «сторонницы старины» Софьи – дичайший абсурд. В 1689 г. расклад выглядел с точностью до наоборот. Огульная «перестройка» и пренебрежение в угоду Западу национальными интересами всех достали. И Петр являлся ставленником русской патриотической партии. Отсюда, кстати, и противоречивость его натуры. С одной стороны, он был горячим патриотом, а с другой – он ведь и сам изрядно хлебнул духа «перестройки» и модного самооплевывания. Тем более что рос сам по себе, никакого должного воспитания и образования не получил. От случайных наставников вроде Тиммермана и Лефорта он перенял отнюдь не культуру, а нахватался по верхам отрывочных знаний и наслушался ностальгических приукрашенных баек о Европе.

А пополнял «образование» на Кукуе. Который и во времена Алексея Михайловича считался местом грязным и сомнительным, а при Голицыне, когда Москва блистала роскошью и польскими куртуазными манерами, контраст еще более усугубился. Кукуй, как и раньше, пользовался правами некоторой экстерриториальности, тут не действовали российские ограничения на продажу вина и табака. А прежний контроль за иностранцами давно был снят. Обосновавшиеся здесь купцы широко промышляли контрабандой, гнали водку, ее на Кукуе можно было купить в любой час дня и ночи. И Немецкая слобода славилась в основном увеселительными заведениями и «вольными» нравами.

Иноземные офицеры и торговцы были людьми состоятельными, но многие из них в России считали себя временными жителями или бывали наездами. Холостяковали, набирая наложниц и служанок, удовлетворялись случайными связями. И сюда съезжались немецкие, польские, скандинавские бабенки легкого поведения. Хватало и русских девиц, и они тут быстро «европеизировались». Современник писал: «Женщины нередко первые впадают в буйство от неумеренных доз спиртного, и можно видеть их, полуголых и бесстыдных, почти на любой улице». Ну а «дебошан» Лефорт имел репутацию самого неутомимого и изобретательного кутилы. Его специально приглашали в компании, поскольку он как никто умел придумать развлечения с плясками голых красоток на столе, сексуальными маскарадами, играми. Вот такой соблазнительной «цивилизации» как раз и вкусил Петр.