Святая сестра

— Сегодня славный день! — прокричала Колесо, перекрывая усиливающийся ветер, ее голос был хриплым от страсти, которую она обычно приберегала для чтения самых драматических отрывков из Книги Предка. — Сегодня, сестры и послушницы, мы встанем перед Ковчегом и будем защищать нашу веру кровью и костями.

— О черт, — слабо произнесла Джула.

— Все старшие послушницы и все монахини боевого возраста будут сопровождать меня к Ковчегу, где мы присоединимся к нашим сестрам в Красном под командованием генерала Венсиса. — Глаза Колеса заблестели, и она сжала свой посох, как оружие, словно все ее долгие годы шли к этому моменту, а целью всей ее жизни было вывести на поле битвы своих сестер-монахинь и детей, находящихся на их попечении. — Сестра Железо проследит за немедленным снаряжением наших сил из монастырских запасов. Старуха подняла руку. — Следуйте за мной! — И она зашагала в сторону Зала Меча, сопровождаемая Сестрой Железо. По крайней мере, у нее хватило порядочности выглядеть обеспокоенной.

— О радость, — сухо произнесла Сестра Яблоко, стоявшая где-то позади Ноны. — Всю жизнь посвятить искусству скрытности... а теперь я встану среди бела дня и буду останавливать стрелы для императора.

— Я не подпущу к тебе ни одной стрелы, — сердито и расстроенно сказала Чайник.

Их разговор затерялся в общей вспышке беспокойства и жалоб, когда три четверти монахинь и половина послушниц бросились вслед за настоятельницей.

НОНА ВЫШЛА ИЗ Зала Меча в самой старой одежде Красной Сестры, которую она когда-либо видела. Та, должно быть, десятилетия сражалась с молью в задней части кладовой. Рукава висели лохмотьями, изрезанные, возможно, ударами, которые сокрушили бренные останки последней обитательницы и отправили ее присоединиться к славе Предка.

На бедре у нее висел меч Сестры Сало. Монахиня надавила на нее, не обращая внимания на протесты:

— Лучший художник нуждается в лучшей кисти.

Сестра Ведро взяла Нону за руку, когда та прошла через толпу послушниц, сравнивающих оружие у дверей.

— Настоятельница хочет вас видеть. — Она дернула ее за руку и побежала прочь. — Быстрей!

Нона оглянулась и увидела выходящую Рули с мечом из Бэрронс-стали. Вокруг Джулы собралась группа послушниц Мистического Класса, восхищавшихся боевым топором с длинной рукоятью, которым ее наградили. Ара еще не вышла.

— Идем! — Далекий крик.

Нона положила руку на рукоять и побежала. Прошло много времени с тех пор, как она носила меч за пределами Зала Меча.

Коридоры дома настоятельницы были забиты монахинями и церковной стажей. Настоятельница Колесо ждала Нону в своем кабинете под пристальными взглядами двух десятков предыдущих обитателей. Портрет Настоятельницы Стекло висел над дверью, и взгляд Колесо останавливался на нем всякий раз, когда она отрывалась от своих бумаг.

Нона посмотрела на него, проходя — хорошее сходство, которое удалило десять лет или больше, но с совершенством поймало взгляд, который, казалось, был сосредоточен на чем-то далеком, что только Стекло могла видеть.

— Мне велели оставить вас здесь, — без предисловий сказала Колесо. Она подняла свиток пергамента. — «В том случае, если сестринство будет призвано на помощь императору, будет уместно оставить Щит для охраны младших послушниц». — Костлявый палец двинулся, указывая на печать первосвященника. — Он, конечно, имеет в виду «охранять корабль-сердце».

Нона почувствовала себя так, словно ее ударили в живот:

— Нет! Настоятельница! Я не могу оставаться здесь, пока все мои сестры сражаются с врагом на поле боя. Не могу!

Колесо подняла руку.

— Должна признаться, приказ показался мне странным. Выделить конкретную послушницу, и, даже если Первосвященник Невис каким-то образом предвидел ваше возвышение в орден сестер, возложить такую важную обязанность на такую молодую монахиню... — Она остановила свой взгляд на Ноне. — Я была не слишком высокого мнения о вас, Сестра Клетка, но вы проявили мудрость не по годам, когда выбрали Черное. Воистину, вера может пребывать в самом невероятном сосуде... — Она посмотрела на пергамент, который держала в руке. — Я чувствую, что здесь замешана политика. Милости покупаются и продаются. Если и есть что-то, что я презираю почти так же сильно, как ересь, так это политика. К сожалению, у нас нет другого выбора, кроме как подчиниться.

Мысли Ноны заметались. Остаться на Скале Веры, присматривая за детьми, в то время как ее друзья будут сражаться и умирать вместе перед стенами императора, было невозможно.

— Первосвященник хочет охранять корабль-сердце. И именно корабль-сердце подвергает послушниц наибольшему риску... — Нона взглянула на окно и Собор Предка за ним. — Мы должны взять его с собой!

— Что?