Святая Земля. Путешествие по библейским местам

Дорога спускается от ворот Св. Стефана в долину Кедрон, поворачивает направо, ведет к каменистой местности. Когда я взглянул вверх, стены Иерусалима с их зубчатыми проходами для стражников доминировали над окрестностями — золотые в лучах утреннего солнца. Со дна долины дорога поднимается на пологий склон Елеонской горы, а чуть в стороне, справа, видны огражденные стеной кипарисы. Это Гефсиманский сад.

Небольшим этим садом управляют братья-францисканцы, ко всему относящиеся с восхищением, почтением и тактом; они построили поблизости церковь, но ничего не изменили в самом саду, лишь разбили клумбы с цветами среди древних олив.

В краю, где шаги Христа, реальные или воображаемые, можно проследить по огромным церквям, возведенным над камнями и пещерами, над легендарными местами, этот маленький, тихий сад у Елеонской горы остается незабываемым воспоминанием. Время совсем его не изменило. На холме напротив один город сменял другой, но сад, расположенный так близко, что вечером тень иерусалимских стен падает на него, сегодня все тот же, каким он был во времена Иисуса. Здесь была такая же стена и, вероятно, масличный пресс, к которому жители приносили для переработки собранные оливки. В саду выделяются восемь древних оливковых деревьев невероятного обхвата. Они больше похожи на камни, чем на деревья. Из, казалось бы, мертвой древесины тянутся вверх новые побеги, и старые стволы, толщиной напоминающие дубы, поддерживаются грудами камней и крепкими деревянными жердями. Эти оливы все еще приносят плоды, из которых монахи отжимают масло.

Старый монах, работающий в саду, открыл для меня ворота и вернулся к корзине для прополки и граблям. Это был француз, проведший много лет в Святой Земле, и когда я заговорил с ним, он распрямился, оставив на время изгородь из розмарина, вежливо ожидая возможности вернуться к своей работе; его загорелые и огрубевшие руки садовника были скрещены на коричневой рясе, пальцы сцеплены.

Он указал мне на скалу, отмечавшую участок, где спали Петр, Иаков и Иоанн, а неподалеку — колонну в стене, считающуюся по традиции указанием на место, где Иуда предал Иисуса поцелуем.

— Правда ли, — спросил я, — как верят многие, что это действительно те самые деревья, которые росли здесь во времена нашего Господа?

— Может быть, — ответил он. — Их возраст точно неизвестен, но они очень древние. Я расскажу вам о них кое-что интересное. С них никогда не платили налог, установленный с момента мусульманского завоевания на все новопосаженные деревья. Это означает, что они уже много веков назад были старыми. Это, сын мой, исторический факт, но я не могу сказать, давали ли они тень нашему Господу; что до меня, — старик мягко улыбнулся и склонился к корзине и граблям, — я верю в это.

Единственный звук, раздающийся в Гефсиманском саду, — шарканье граблей францисканца по острым осколкам кремня и гудение пчел в цветах, а еще порой тот жаркий цокот, который всегда напоминает мне о ярком солнце Палестины, — стрекотание кузнечиков.

И, стоя в тени олив, я смотрел вверх и сквозь завесу листьев видел величественную желтую стену Иерусалима на склоне напротив, и Золотые ворота — место триумфального входа в город. Из этого тихого сада, заполненного прохладными полосами тени, стена казалась жестокой и ужасной.

Мне пришла мысль, что нет большего контраста, чем гордая, твердая, желтая стена и этот маленький сад с деревьями, в котором ящерицы выскакивают из норок между камнями и смотрят неподвижно на солнце, подняв змеиные головки, прислушиваясь и вглядываясь в окружающее пространство; здесь каждый лист и каждый цветок обретают особую красоту в сравнении с бесплодной сухостью и жесткостью жары за пределами сада.

«Потом приходит с ними Иисус на место, называемое Гефсимания, и говорит ученикам: посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там»¹¹.

Я заканчиваю главу, написанную святым Матфеем, и закрываю книгу. Монах закончил прополку ряда. Он наклонился, чтобы вытряхнуть из сандалии камешек, и вновь вернулся к работе. А над нами, как колонны крипты, высились суровые дуплистые стволы восьми олив, которые не умрут.

Выпуская меня из сада, францисканец протянул мне полоску бумаги, которую я положил в карман, когда шел назад, по раскаленной дороге в Иерусалим. Я вспомнил об этом, проходя в ворота Св. Стефана, и достал полоску, внутри которой были запрессованы копьевидный лист оливы и голубой цветок из Гефсиманского сада.

Глава вторая Иерусалим: Голгофа и подземелья