Святилище

— Не захотел остаться, — сказала Нарцисса. — Уезжает в Оксфорд. В пятницу вечером в университете танцы. У него там свидание с какой-то юной леди.

— Ему нужно подыскать там подходящую арену для джентльменской попойки, — сказал Хорес. — Для чего бы то ни было джентльменского. Видимо, потому и едет заблаговременно.

— Пойдет с девушкой на танцы, — сказал мальчик. — А в субботу поедет в Старквилл на бейсбольный матч. Говорит, что взял бы и меня, только вы не пустите.

IV

Городские жители, выезжающие после ужина покататься по университетскому парку, какой-нибудь рассеянный, мечтательный студент или спешащий в библиотеку кандидат на степень магистра не раз замечали, как Темпл с переброшенным через руку пальто, белея на бегу длинными ногами, проносится быстрой тенью мимо светящихся окон женского общежития, именуемого «Курятник», и скрывается в темноте у здания библиотеки, а в тот вечер, может быть, видели, как, мелькнув напоследок панталонами или чем-то еще, она юркнула в автомобиль, ждущий с заведенным мотором. Студентам не разрешалось иметь машины, и молодые люди — без шляп, в спортивных брюках и ярких свитерах — взирали с чувством превосходства и яростью на городских парней, прикрывающих шляпами напомаженные волосы и носящих тесноватые пиджаки с чересчур широкими брюками.

Катанью на машинах уделялись будничные вечера. А каждую вторую субботу, в дни танцев литературного клуба или трех официальных ежегодных балов, эти слонявшиеся с вызывающей небрежностью городские парни в шляпах и с поднятыми воротниками видели, как Темпл входит в спортивный зал, ее тут же подхватывает кто-то из одетых в черные костюмы студентов, и она смешивается с кружащейся под манящий вихрь музыки толпой, высоко подняв изящную голову с ярко накрашенными губами и нежным подбородком, глаза ее безучастно глядят по сторонам, холодные, настороженные, хищные.

В зале гремела музыка, и парни наблюдали, как Темпл, стройная, с тонкой талией, легко движущаяся в такт музыке, меняет партнеров одного за другим. Парни пригибались, пили из фляжек, закуривали сигареты и выпрямлялись снова, неподвижные, с поднятыми воротниками, в шляпах, они выглядели на фоне освещенных окон рядом вырезанных из черной жести бюстов, одетых и приколоченных к подоконникам.

Когда оркестр играл «Дом, милый мой дом», трое-четверо парней с холодными, воинственными, чуть осунувшимися от бессонницы лицами непременно слонялись у выхода, глядя, как из дверей появляются изнуренные шумом и движением пары.

Трое таких смотрели, как Темпл и Гоуэн выходят на холодный предутренний воздух. Лицо Темпл было очень бледным, рыжие кудряшки волос растрепались. Глаза ее с расширенными зрачками мельком остановились на парнях. Затем она сделала рукой вялый жест, непонятно было, предназначается он им или нет. Парни не ответили, в их холодных глазах ничего не отразилось. Они видели, как Гоуэн взял ее под руку, как мелькнули ее бедро и бок, когда она усаживалась в машину — низкий родстер с тремя фарами.

— Что это за гусь? — спросил один.

— Мой отец судья, — произнес другой резким ритмичным фальцетом.

— А, черт. Идем в город.

Парни побрели. Окликнули проезжающую мимо машину, но безуспешно. На мосту через железнодорожное полотно остановились и стали пить из бутылки. Последний хотел разбить ее о перила. Второй схватил его за руку.

— Дай сюда.

Он разбил бутылку и старательно разбросал осколки по дороге. Остальные наблюдали за ним.

— Ты недостоин ходить на танцы к студентам, — сказал первый. — Жалкий ублюдок.

— Мой отец судья, — сказал второй, расставляя на дороге зубчатые осколки вверх острием.

— Машина идет, — сказал третий.

У нее было три фары. Прислонясь к перилам и натянув шляпы так, чтобы свет не бил в глаза, парни смотрели, как Темпл и Гоуэн едут мимо. Голова Темпл была опущена, глаза закрыты.

Машина ехала медленно.

— Жалкий ублюдок, — сказал первый.

— Я? — Второй достал что-то из кармана и, взмахнув рукой, хлестнул легкой, слегка надушенной паутинкой по их лицам. — Я?

— Никто не говорил, что ты.

— Чулок этот Док привез из Мемфиса, — сказал третий. — От какой-то грязной шлюхи.

— Лживый ублюдок, — отозвался Док.

Парни видели, как расходящиеся веером лучи фар и постепенно уменьшавшиеся в размерах красные хвостовые огни остановились у «Курятника». Огни погасли. Вскоре хлопнула дверца. Огни зажглись снова; машина тронулась. Парни прислонились к перилам и надвинули шляпы, защищая глаза от яркого света. Подъехав, машина остановилась возле них.

— Вам в город, джентльмены? — спросил Гоуэн, распахнув дверцу.

Парни молча стояли, прислонясь к перилам, потом первый грубовато сказал: «Весьма признательны», и они сели в машину, первый рядом с Гоуэном, другие на заднее сиденье.

— Сверните сюда, — сказал первый. — Тут кто-то разбил бутылку.

— Благодарю, — ответил Гоуэн. Машина тронулась. — Джентльмены, вы едете завтра в Старквилл на матч?

Сидящие на заднем сиденье промолчали.

— Не знаю, — ответил первый. — Вряд ли.