Святилище

- Мой брат сказал, что убьет Фрэнка. Не говорил, что задаст мне трепку, если застанет с ним; он сказал, что убьет этого сукина сына в желтой коляске, а отец обругал брата и сказал, что пока еще может сам позаботиться о своей семье, загнал меня в дом и запер, а сам пошел к мосту поджидать Фрэнка. Но я не трусиха. Я спустилась по водосточной трубе, встретила Фрэнка и все ему рассказала. Просила уехать, но он сказал, что мы уедем вместе. Когда мы садились в коляску, я знала, что это последний раз. Знала и снова просила его, но Фрэнк сказал, что отвезет меня домой взять чемодан и мы все скажем отцу. Он тоже был не трус. Отец сидел на крыльце. Сказал: "Вылезайте", я слезла с коляски и просила Фрэнка уехать, но он слез тоже, и мы пошли по дорожке к дому, а отец полез рукой за дверь и достал дробовик. Я встала перед Фрэнком, и отец сказал: "Ты тоже хочешь?", я пыталась заслонить Фрэнка собой, но Фрэнк оттолкнул меня и встал впереди, отец застрелил его и сказал мне: "Ложись и милуйся со своей мразью, шлюха".

- Меня тоже называли так, - прошептала Темпл, высоко держа ребенка в тонких руках и глядя в спину женщине.

- А вы, порядочные? Дешевое развлечение. Ничего не даете потом, когда попадаете... Знаешь, где ты оказалась? - Женщина, не выпуская вилку, оглянулась через плечо. - Думаешь, повстречалась с детьми? Детьми, которым есть хоть малейшее дело, что тебе нравится, а что нет. Послушай-ка, в чей дом ты явилась нежданной и непрошеной; от кого ждала, что он бросит все и поедет с тобой туда, где у тебя и дел-то нет никаких. Он служил на Филиппинах, убил там из-за туземки одного солдата, и его посадили в Ливенуорт {Тюрьма в США.}. Потом началась война, его выпустили и отправили воевать. Он получил две медали, а когда война кончилась, его снова посадили в Ливенуорт, потом наконец адвокат нашел конгрессмена, который вызволил его оттуда. Тогда я смогла снова бросить распутство...

- Распутство? - прошептала Темпл, держа в руках младенца и сама, в коротком платье и заломленной шляпке, похожая на рослого голенастого ребенка.

- Да, крашеная мордашка! - сказала женщина. - Как, по-твоему, я расплачивалась с адвокатом? Думаешь, такому есть дело, - с вилкой в руке она подошла к Темпл и злобно щелкнула пальцами перед ее лицом, - до того, что происходит с тобой? И ты, сучка с кукольным личиком, вообразившая, что не можешь войти в комнату, где находится мужчина без...

Грудь ее высоко вздымалась под выцветшим платьем. Уперев руки в бедра, она глядела на Темпл холодно сверкающими глазами.

- Мужчина? Да ты не видела еще настоящего мужчины. Ты не знаешь, что это такое, когда тебя хочет настоящий мужчина. И благодари судьбу, что никогда не узнаешь, потому что тогда бы ты поняла, чего стоит твоя раскрашенная мордочка и все прочее, что, как тебе кажется, ты ревниво оберегаешь, хотя на самом деле просто боишься. А если он настолько мужчина, чтобы назвать тебя шлюхой, ты скажешь Да Да и будешь голой ползать в грязи и дерьме, лишь бы он называл тебя так... Дай мне ребенка.

Темпл, держа младенца, изумленно глядела на женщину, губы ее шевелились, словно произнося Да Да Да. Женщина бросила вилку на стол.

- Обмочился, - сказала она, поднимая малыша. Тот открыл глаза и захныкал. Женщина придвинула стул, села и положила ребенка на колени.

- Не принесешь ли пеленку, они висят на веревке? - попросила она. Темпл не двинулась с места, губы ее продолжали шевелиться.

- Боишься идти туда? - спросила женщина.

- Нет, - сказала Темпл. - Пойду...

- Я сама.

Незашнурованные башмаки прошлепали по кухне. Возвратясь, женщина придвинула к печи еще один стул, расстелила две оставшиеся сухими тряпки, поверх них пеленку, села и положила ребенка на колени. Он хныкал.

- Тихо, - сказала женщина, - тихо, ну.

Лицо ее в свете лампы приобрело спокойный, задумчивый вид. Она перепеленала ребенка и уложила в ящик. Потом из завешенного рваной мешковиной шкафа достала тарелку, взяла вилку, подошла и снова взглянула в лицо Темпл.

- Послушай. Если я раздобуду машину, ты уедешь отсюда? - спросила она. Темпл, не сводя с нее глаз, зашевелила губами, словно испытывая слова, пробуя их на вкус. - Выйдешь, сядешь в нее, уедешь и никогда не вернешься?

- Да, - сказала Темпл. - Куда угодно. Все равно.

Холодные, казавшиеся неподвижными глаза женщины оглядели Темпл с головы до ног. Темпл ощутила, что все мышцы ее сжимаются, как сорванный виноград на полуденном солнце.

- Бедная трусливая дурочка, - холодно сказала женщина негромким голосом. - Нашла себе игру.

- Нет. Нет.

- У тебя будет что рассказать, когда вернешься. Не так ли? - Они стояли лицом к лицу возле голой стены, голоса звучали так, словно это разговаривали их тени. - Нашла себе игру.

- Все равно. Лишь бы уехать. Куда угодно.

- Я боюсь, не за Ли. Думаешь, он будет разыгрывать кобеля перед каждой встречной сучкой? Боюсь за тебя.

- Да, я уеду куда угодно.

- Таких, как ты, я знаю. Повидала. Все бегут, но не слишком быстро. Не так быстро, чтобы, увидев настоящего мужчину, не узнать его. Думаешь, у тебя единственный в мире?

- Гоуэн, - прошептала Темпл. - Гоуэн.