Святилище

- И при каждом вдохе я слышала шорох этой мякины. Не представляю, как это люди спят в таких постелях. Но, может быть, к этому привыкают. Или по ночам люди бывают усталые. Потому что я слышала этот шорох при каждом дыхании, даже когда просто сидела на кровати. Мне даже не верилось, что дело просто в дыхании. Я старалась совсем не шевелиться, но шорох все равно слышался. А все потому, что дыхание идет вниз. Кажется, что оно идет вверх, но нет. Оно идет вглубь, и я слышала, как они пьянеют на веранде. Стала представлять себе, что вижу на стене места, куда прислоняются их запрокинутые головы, и говорила: "Вот один пьет из кувшина. Теперь другой." Будто вмятины на подушке, понимаете?

И тут мне пришла странная мысль. Знаете, как это бывает, если испугаешься. Я глядела на свои ноги и старалась сделаться как парень. Подумала, что хорошо бы мне стать парнем, и потом старалась усилием мысли превратиться в парня. Представляете, что это такое. Как на занятиях, выучишь один вопрос, и, когда приступают к нему, смотришь на преподавателя и думаешь изо всех сил: "Вызови меня. Вызови меня. Вызови меня". Я вспомнила, как говорят детям, что если очень постараться, можно поцеловать свой локоть, и стала стараться. Старалась, как могла. Я боялась и думала, смогу ли узнать, когда это произойдет. То есть, еще не видя, и решила, что смогу, я представляла, как выйду и покажу им - вы понимаете. Зажгу спичку и скажу: Смотрите. Видели? Теперь оставьте меня в покое. И тогда смогу вернуться в постель. Я мечтала, что смогу вернуться в постель, потому что мне хотелось спать. Глаза у меня прямо-таки слипались.

И вот я крепко зажмурилась и стала твердить себе: Теперь я парень. Теперь я парень. Взглянув на свои ноги, я подумала, сколько им причинила. Сколько таскала их по танцам - с ума сойти. Потому что мне казалось, они теперь в отместку занесли меня туда. Я подумала - надо помолиться, чтобы превратиться в парня, и помолилась, а потом сидела не шевелясь и ждала. Потом подумала, что, может, не смогу узнать, и приготовилась взглянуть. Потом решила, что смотреть еще рано: что если взгляну слишком рано, то все испорчу, и тогда уже наверняка ничего не выйдет. И принялась считать. Сперва я стала считать до пятидесяти, потом решила, что этого будет мало, и еще раз сосчитала до пятидесяти. Потом решила, что если не взгляну в нужное время, то будет поздно.

Потом я решила, что нужно как-то застегнуться. Одна девушка ездила летом за границу и рассказывала о железном поясе в музее, что этот пояс король или кто он там, уезжая, замыкал на королеве, и я подумала, это как раз то, что мне нужно. Вот почему я взяла плащ и надела его. Рядом с плащом висела фляжка, я взяла ее тоже и положила в...

- Фляжку? - спросил Хорес. - Зачем?

- Не знаю. Наверно, просто боялась оставить там. Но я думала, вот если б у меня была эта французская штука. Думала, что на ней должны быть длинные острые шипы, и он узнает об этом слишком поздно, когда я воткну их в него. Я воткнула бы их до отказа, и представляла, как на меня потечет его кровь и как я скажу ему Вот тебе! Теперь уж ты оставишь меня в покое! - скажу я ему. Я не знала, что все будет наоборот... Хочу выпить!

- Сейчас дам, - сказала мисс Реба. - Рассказывай дальше.

- Ах, да; вот что еще было странно.

Темпл рассказала, как, лежа в темноте рядом с храпящим Гоуэном, прислушивалась к шороху матраца, слышала, что темнота наполнена движением, чувствовала, что к ней приближается Лупоглазый. Она слышала шум крови у себя в венах, маленькие мышцы в уголках глаз все расширялись и расширялись, чувствовала, что ноздри ее становятся то горячими, то холодными. Потом он стоял возле нее, и она говорила Ну, давай. Коснись меня. Коснись! Ты трус, если не коснешься. Трус! Трус!

- Понимаете, мне хотелось спать. А он все стоял. Я подумала, что если б он пошел дальше и все было бы уже позади, то смогла бы заснуть. И твердила Тогда ты трус! Трус! Тут я почувствовала, что мой рот растянулся для крика, ощутила внутри тот маленький ком, который вопит. Потом он коснулся меня, его маленькая холодная противная рука полезла под пальто, туда, где на мне ничего не было. Она походила на живой лед, и моя кожа стала отскакивать от нее, как маленькие летучие рыбки от носа лодки. Кожа словно бы знала заранее, куда двинется рука, и отдергивалась прямо перед ней, казалось, там, куда она коснется, не окажется ничего.

Потом рука подобралась к моему желудку, я не ела с прошлого дня, и в животе у меня забулькало, а мякина в матраце стала издавать шум, похожий на смех. Казалось, она смеется надо мной, потому что его рука приближалась к моим панталонам, а я еще не превратилась в парня.