Леони откинулась на деревянное изголовье, дожидаясь, пока выровняется пульс. Видение каменной надгробной часовни под серым небом, увядший венок на выцветшем щите. Знакомый герб, давно разбитый и лишенный чести.
Какой страшный сон.
Она подождала, пока сердце забьется ровно, зато молот, стучавший в голове, грохотал все сильнее.
— Мадомазела Леони? Мадама послала меня спросить, не нужно ли вам чего?
Леони с облегчением узнала голос Мариеты.
— Мадомазела?
Леони собралась с духом и только потом отозвалась:
— Войди!
Дверь дрогнула, и снова раздался голос:
— Простите, мадомазела, но здесь заперто.
Леони не помнила, как поворачивала ключ. Она поспешно сунула ледяные ступни в шелковые тапочки и подбежала открыть дверь.
Мариета с легким реверансом сообщила:
— Мадама Ласкомб и сеньер Верньер послали меня пригласить вас к ним присоединиться.
— Который час?
— Почти полдесятого.
Как поздно.
Леони протерла глаза, стирая кошмар.
— Конечно. Я оденусь сама. Не передашь ли им, что я сейчас подойду?
Она натянула нижнее белье, затем простое вечернее платье без всяких украшений. Заколола волосы шпильками и гребнем, капнула кельнской водой за ушами и на запястья и спустилась в гостиную.
Анатоль и Изольда оба встали при ее появлении. Изольда была в простом платье бирюзового цвета с высоким воротом и укороченными рукавами, украшенными черными стеклянными бусинами. Изысканный наряд.
— Простите, что заставила ждать, — извинилась Леони, поцеловав сперва тетушку, потом брата.
— Мы уже и надеяться перестали, — ответил Анатоль. — Что тебе налить? Мы пьем шампанское — нет, прости, Изольда, не шампанское… тебе того же, или хочешь чего-то другого?
Леони нахмурилась:
— Не шампанское?
Изольда с улыбкой пояснила.
— Он тебя дразнит. Это «Бланкетт де Лиму» — не шампанское, но местное вино, почти того же вкуса. Только слаще и легче, и лучше утоляет жажду. Я успела к нему пристраститься.
— Спасибо, — сказала Леони, принимая стакан. — Я начала читать брошюру мсье Бальярда. И не заметила, как прошло время, а Мариета уже стучится ко мне в дверь и говорит, что десятый час.
Анатоль рассмеялся.
— Так скучно, что ты над ней уснула?
Леони покачала головой.
— Совсем наоборот. Захватывающее чтение. Как видно, Домейн-де-ла-Кад — или, вернее, место, которое теперь занимают дом и имение, — издавна было сердцем местных легенд и суеверий. Привидения, дьяволы, рыскающие в ночи духи… Самая распространенная история описывает свирепого черного зверя — оборотня-демона, который в дурные времена бродит по округе, похищая детей и скотину.
Анатоль и Изольда переглянулись.
— Мсье Бальярд пишет, — продолжала Леони, — что по этой причине многие местные названия намекают на нечто сверхъестественное. Он упоминает озеро у горы Таб, которое называется озером Дьявола и считается входом в самый ад. Если в него бросить камень, на поверхность поднимается облако сернистого газа, и это вызывает жестокую бурю. И еще есть история, относящаяся к лету 1840 года, когда стояла необычная засуха. Отчаявшись дождаться дождя, один мельник из деревни Монсегюр забрался на гору Таб и бросил в озеро живого кота. Животное отбивалось и царапалось, будто в него черт вселился, и так разозлило дьявола, что тот наслал на горы два месяца непрестанных дождей.
Анатоль прогнулся, обхватив руками спинку кресла. В очаге потрескивал и шипел добрый огонь.
— Какая суеверная чушь, — одобрительно сказал он. — Я готов пожалеть, что подсунул тебе эту книжонку.
Леони надулась.
— Можешь смеяться, но в таких рассказах всегда есть доля правды.
— Хорошо сказано, Леони, — поддержала Изольда. — Мой покойный супруг очень интересовался легендами, связанными с Домейн-де-ла-Кад. Особенно страстно он увлекался визиготским периодом, но они с мсье Бальярдом порой допоздна засиживались, толкуя о самых разных предметах. Иногда с ними сиживал и кюре из соседней деревушки, Ренн-ле-Шато.
Перед глазами Леони на мгновение предстало видение: трое мужчин, собравшиеся у огня, — и ей подумалось, что Изольде, верно, обидно было, когда ее так надолго забывали.
— Аббат Соньер, — кивнул Анатоль. — Габиньо говорил о нем сегодня по дороге от Куизы.
— Притом надо сказать, — продолжала Изольда, — что Жюль всегда держался осторожно в обществе мсье Бальярда.
— Осторожно? Как это понимать?
Изольда повела тонкой белой ладонью.
— О, возможно, «осторожность» не слишком точное слово. Скорее, почтительно. Я сама точно не знаю, что хочу сказать. Он питал большое уважение к возрасту и познаниям мсье Бальярда, но в то же время несколько трепетал перед его ученостью.
Анатоль наполнил бокалы и позвонил, чтобы принесли новую бутылку.
— Говорите, этот Бальярд — местный житель?
Изольда кивнула.