Святилище

Жажда крови прорвалась наружу. Леони видела, как в глазах толпы разгорались возбуждение, ярость, как нарастало насилие. Щеки лихорадочно горели.

— Пропустите, пожалуйста! — отчаянно вскричала она, но никто ее не услышал, и выхода по-прежнему не было.

Леони отшатнулась, когда со сцены сбросили еще одного из рабочих. Тело, перевернувшись, рухнуло в опустевшую оркестровую яму и попало прямо на медные перильца. Руки и плечи упавшего обвисли, неестественно вывернутые, как у калеки. Глаза остались открытыми.

«Надо пробираться назад. Назад».

Но казалось уже, мир утонул в крови, сломанные кости, поверженные тела. Вокруг себя она видела только искаженные ненавистью лица мужчин. Не более чем в пяти футах от приросшей к месту Леони полз на четвереньках человек в разорванном жилете и смокинге. На дощатом полу сцены оставались кровавые отпечатки его ладоней.

За его спиной взметнулось оружие.

— Нет!

Леони хотела крикнуть, предостеречь, но ужас лишил ее голоса. Оружие опустилось. Удар. Человек поскользнулся, тяжело опрокинулся на бок. Он поднял лицо к нападающему, увидел нож и вскинул руку, защищаясь от опускавшегося клинка. Металл рассек пальцы. Человек взвыл, когда нож взлетел и опустился снова, глубоко войдя в грудь.

Тело задергалось, изогнулось, как марионетка в балагане на Елисейских Полях, руки и ноги дернулись и застыли.

Леони с удивлением заметила, что плачет. Потом с новой силой в ней взметнулся страх.

— Пожалуйста! — закричала она. — Пропустите!

Она попробовала расталкивать толпу плечами, но была слишком маленькой, слишком легкой. Людская масса отгораживала ее от выхода, а центральный проход был уже завален красными подушками сидений. Газовая горелка под сценой рассыпала искры, падавшие на листы забытых, рассыпанных по полу нот. Рыжие язычки, шипение желтых огоньков, потом внезапная вспышка — занялись нижние доски сцены.

— Горим! Горим!

Новая волна паники накрыла зал. Все помнили о пожаре в Комической опере, погубившем пять лет назад восемьдесят человек.

— Пропустите, — кричала Леони. — Умоляю!

Никто ее не слушал. Пол под ногами был усеян программками, перьями с головных уборов, лорнетами и театральными биноклями, крошившимися под ногами, как сухие кости в древней гробнице. Леони ничего не видела, кроме локтей и затылков, и все-таки продвигалась вперед, мучительно, дюйм за дюймом, удаляясь от самой жестокой драки.

Рядом с ней споткнулась и стала падать пожилая дама.

Ее затопчут!

Леони вскинула руку и подхватила женщину под локоть. Под накрахмаленной материей ощутила тонкую хрупкую руку.

— Я только хотела послушать музыку, — плакала женщина. — Немец, француз, мне все равно. Подумать только, увидеть такое в наше время. Опять то же самое!

Леони пробиралась вперед, поддерживая обмякшую старушку. Та, казалось, с каждым шагом становилась тяжелее. Она была на грани обморока.

— Еще совсем немножко! — кричала Леони. — Пожалуйста, постарайтесь, прошу вас. — Все, что угодно, лишь бы женщина удержалась на ногах. — Мы почти у двери. Почти выбрались.

Наконец она заметила знакомую ливрею служителя оперы.

— Помогите, ради Бога! — пронзительно прокричала она. — Скорее сюда!

Служитель мгновенно повиновался. Он молча освободил Леони от ее подопечной, подхватил старую даму на руки и вынес в фойе.

У Леони подгибались ноги, но она заставила себя идти дальше. Еще несколько шагов.

Вдруг чья-то рука схватила ее за запястье.

— Нет! — крикнула она. — Нет!

Она не даст затянуть себя в пожар, в толпу на баррикадах. Леони ударила наугад, но удар ушел в воздух.

— Не троньте меня! — завопила она. — Пустите!

Глава 3

— Леони, это я, Леони!

Мужской голос, знакомый и успокаивающий. И запах сандалового масла для волос и турецкого табака.

«Анатоль? Здесь?»

Сильные руки уже обхватили ее за пояс и выдернули из толпы.

Леони открыла глаза.

— Анатоль! — воскликнула она, обнимая его за шею. — Где ты был? Как ты мог? — Она уже не обнимала его, а нападала, в ярости колотила в грудь кулачками. — Я ждала, ждала, а ты не пришел. Как ты мог меня оставить…

— Знаю, — торопливо ответил он. — И ты вправе меня бранить, но не теперь.

Гнев ее отступил так же быстро, как и нахлынул. Она в изнеможении опустила голову на широкую грудь брата.

— Я видела…

— Я знаю, малышка, — тихо сказал он, гладя ладонью ее растрепанные волосы, — но снаружи уже солдаты. Надо выходить, пока не попали под огонь.

— Какая ненависть на их лицах, Анатоль! Они все крушили. Ты видел? Видел? — Леони чувствовала, как в ней поднимается истерика, подступает из живота к груди, к горлу. — Голыми руками, они…

— Потом расскажешь, — резко оборвал он, — а теперь надо выбираться отсюда. Пойдем!

Леони сразу опомнилась. Глубоко вздохнула.

— Вот и умница, — похвалил он, увидев ее решительный взгляд. — А теперь скорее!