Святитель Григорий Богослов. Книга 2. Стихотворения. Письма. Завещание

Предметом сатирических стихотворений «На человека, высокого родом и худого по нравственности» служит осмеяние одного из тех странных заблуждений, которые, питаясь самолюбием человеческим, не менее распространены и в наше время, как в современное поэту, и развиты до страсти преимущественно в высших классах общества, среди так называемого аристократизма. Но во времена святого Григория, когда тщеславие знатностью происхождения и привилегированным благородством крови поддерживалось в самом христианском обществе силою и обаянием древних языческих традиций, оно было не просто морально-уродливым предрассудком, но и, до известной степени, социально-христианским злом, если не оправдывавшим разделение человеческого общества на рабов и господ, то, во всяком случае, противодействовавшим проведению в сознание и жизнь евангельской идеи равенства и братства. Уже в самом принципе своем, следовательно, гордое самомнение и самовозвышение, основанное на родословной или сословной знаменитости, достойно обличения с нравственно-христианской точки зрения. Но когда этот предрассудок проявляется в таких уродливых формах, что кичится и превозносится величием предков человек, который лично, сам по себе, представляет только разве отрицательную величину или который, по выражению святого отца, «будучи ослом, ходящим в колесе, думает носить голову наравне с конем» [608], то, в таком случае, к нему применимы стихи нашего Державина, в сущности близкие к рассматриваемым двум сатирам святого отца:

Осел всегда останется ослом,
Хотя осыпь его звездами;
Где должно действовать умом,
Он только хлопает ушами.
 <…>
И впрямь, коль самолюбья лесть
Не обуяла б ум надменный,
Что наше благородство, честь,
Коль не изящности душевны?
Я князь – коль мой сияет дух;
Владелец – коль страстьми владею;
Болярин – коль за всех болею,
Царю, закону, Церкви друг.

Понятно, во всяком случае, чувство благородного негодования поэта-богослова, с которым он ямбическими стихами осмеивает в двух сатирических произведениях «человека, высокого родом и низкого по нравственности». Общее содержание их сконцентрировано в форме краткой басни в начальных стихах первой сатиры.

Первая сатира

«Некто, человек крайне худой, но происшедший от добрых родителей, хвалился своими предками пред другим, который незнатен был родом, но внушал удивление делами. Этот, с большой приятностью улыбнувшись, дал следующий замечательный ответ: «Мне укоризна – род, а ты – укоризна роду» [609].

В дальнейших стихах поэт только развивает этот «замечательный» ответ и иллюстрирует его на целом ряде сравнений и образов, отличающихся столько же выразительностью, сколько и остроумием, приправленным подчас умеренной дозой сатирической соли. «Если кто укорит тебя за то, что ты дурен лицом или что имеешь неприятный запах, ужели скажешь на это: у меня отец был пригож или всегда умащался благовониями? Если кто назовет тебя трусом и не имеющим мужества, неужели возразишь: у меня предки приобретали много победных венков в Олимпии? Равным образом, когда уличают тебя в том, что ты порочен и неразумен, не говори мне о своих родителях и не указывай на мертвых. У иного гусли вызолочены, а он играет на них – только уши режет; другой же берет какие ни попадутся ему гусли и выигрывает на них благозвучную песнь. Кого же из них, дорогой мой, признаешь ты гуслистом? Конечно, того, кто в мастерской игре своей соблюдает гармонию? Но ты родился, как говоришь, от золотых родителей, а сам не хорош. Ужели же поэтому удумаешь о себе высоко? И знаменитость рода поставляешь в этом одном – в давних мертвецах, в рассказах старух?.. Полно, друг мой, ты шутишь!.. Не природою, а насилием разделены смертные на два разряда. По-моему, тот и раб, кто негоден, тот и свободен, кто совершен. А если в тебе есть гордость, какое тут отношение к роду? По отце ли славен лошак, и укоришь ли его за то, что произошел от осла? Нимало. Но какая слава и ослам от лошаков?.. Лучше быть добродетельным, происходя от худого рода, нежели благородному быть человеком самым порочным. И роза выросла на грубом растении, хотя она и роза. Если же ты на нежной земле вышел терном, то годишься только в огонь» [610].

Вторая сатира