Святитель Григорий Богослов. Книга 2. Стихотворения. Письма. Завещание

Кто же ты, отваживающийся на такие дела? Почему так поступаешь? И на что надеешься? 80. Может быть, настоящая ночь застигнет тебя уже мертвым, похитив из среды всего тобой вожделеваемого. Как это ужасно! Другие все, и тело, и имущество, приносят в дар Богу, от Которого все, а ты всего домогаешься, все тебе надо иметь. 85. Что же приобретаешь? Какие страшные сокровища? У тебя на столе груды угощений – это отрада узкой гортани, о которой все твои заботы; у тебя раздутие чрева, болезнь пресыщения, ибо таковы плоды неумеренности в пище; 90. у тебя огромные дома, в которых большая часть стоит пустой, с золотыми потолками, и блестит картинами; у тебя слуги, наряженные наподобие женщин; у тебя тенистые и прохладные убежища; у тебя пьянство, хоры поющих, дружные рукоплескания, 95. при которых растлевается красота образа Божия. Ты надмеваешься своим блеском, перед всеми в городе высоко носишь свою голову, хвастаешься высокостью своего чина, а чины – это борьба зависти и самовластия. 100. Ибо никто не дозволяет другому думать о себе высоко, но сам себя ставит выше всех и заносится пред другими больше, чем у змеи один ряд чешуи надвинут на другой. Но пусть так! Что же еще у тебя драгоценного? Роскошь женщин в убранстве дорогими камнями и золотом, которые то сплочены вместе, то блестят отдельно; 105. цепи на руках и ногах – это приятное бремя, не для доброй цели помогающее красоте, которая домогается того, чтобы нравиться многим мужчинам.

Что же еще? Может быть, хочешь оставить детей богатыми и владетелями приобретенного отцовской наглостью. 110. Это значило бы еще что-нибудь, если бы сбылись твои надежды. А теперь никто не знает, где истлеет твой прах и до чего прострется вред приобретения. Ты трудишься и подолгу, может быть, не спишь, и ночи наравне с днями проходят у тебя в заботах; 115. оттого больше имеешь горестей, нежели наслаждений; берешь грабительский процент, из одного процента выращаешь другой и, сколько с чего взять, высчитано у тебя по пальцам. Но это сберегается не для тебя и не для кого ты надеешься, а достанется кому-нибудь, может быть человеку для тебя постороннему, 120. и то еще хорошо! Случится, что достанется и твоему неприятелю – одному из тех, которые худо говорят о тебе и о твоем добре, которых ты не удостаивал даже своим куском. Может быть, один из потерпевших от тебя зло, тот, 125. кто тебя и дом твой со слезами и воплем орошал соленым питием, будет питаться чужими трудами, как жирный и по верхам смотрящий петух, не одобряя многого в том, что теперь изображаешь на стенах дома, 130. а с наследником твоим, если и встретится, не разломит и хлеба. Так суетны мечты человеческие! Для этого, если можешь что выдумать, присовокупляй к приобретенному, мучь себя, делай насилия, не оставляй без испытания никаких худых мер, обыщи глубины земли и моря, стриги, как говорится, и с мертвых волосы, 135. пожри мрежи (Авв. 1:16), поклоняйся руке своей, которая столько собрала тебе золота, для прибыли ни во что поставь все – и врагов, и друзей, и родных, и благодетелей.

Это ничем не разнится от морского отлива 140. или от Харибды, поглощающей пловцов. Еще немного – и богатство будет изблевано, потечет, как излишнее бремя из пресыщенного чрева. Еще немного подождать – и наступит суд, или еще здесь, что гораздо лучше, или если не здесь, то в будущей жизни. 145. Прекрасная нищета предпочтительнее худо приобретенного богатства. Лучше быть смиренным, нежели надменным и болезнь почитать здоровьем.

Надобно бы, чтобы все у тебя, как рассказывают о Мидасе, обращалось в золото, чтобы и тебе потерпеть одинаковую с Мидасом участь 150. и за худое желание справедливо мучиться голодом. Между породами ехидн, какие водятся в египетской пустыне, есть так называемая дипсада. Каково ее угрызение, показывает самое наименование [86]. Оно дано гаду по той неутомимой жажде, какой, страдая, умирает угрызенный. 155. Кому сообщился этот яд, тот, встретив реку, с отверстым ртом весь погружается в нее и пьет, пока не расторгнется его внутренность от принятого внутрь бремени, и только вместе с жизнью прекращается жажда. Не знаю, слыхал ли ты, любезный, 160. что некогда небо дождило хлеб народу, когда шел он по пустыне, в которой, как и естественно, не было средств к пропитанию? Этот дар, как Божий, подаваем был щедро и неоскудеваемо. 165. Но неумеренных постигло и наказание: всякий излишек тотчас делается смрадным, а мерой служила потребность дара (Исх. 16:20). Справедливо было бы, чтобы то же самое случалось всегда со всяким несправедливым человеком, то есть чтобы он или расседался от сильного своего желания, или вместе со своим неправедным приобретением делался смердящим. Это одно, может быть, остановило бы таких людей!