Святитель Василий Великий. Сборник статей

Что касается внутренних свойств Бесед на псалмы, то одну из особенностей их в этом отношении сравнительно с Беседами на Шестоднев мы указали: это именно сравнительно меньшая доля в них нравственно-назидательного элемента. Мы сказали также, что эта особенность обуславливается самым характером и свойством псалмов, своим пророчественно-догматическим содержанием дающих гораздо меньше поводов к нравственным назиданиям, чем история мироздания, рассмотренная в Беседах на Шестоднев. Этим же свойством псалмов объясняются, конечно, и две другие особенности Бесед на псалмы. Особенности эти касаются самых приемов и способа толкования. Беседы на Шестоднев имеют популярное изложение. Здесь св. Василий изъясняет историю мироздания по тексту Семидесяти, толкует самый текст, не прибегая ни к каким учено-экзегетическим приемам. В Беседах же на псалмы он нередко при изъяснении какого-нибудь трудного места для лучшего уяснения его смысла сравнивает между собою тексты Семидесяти, Аквилы, Симмаха и Феодотиона (см. Беседы на псалмы 44, 48, 59), что придает этим его Беседам некоторого рода ученый характер. Другая особенность касается самого метода толкования. В Беседах на Шестоднев, как мы видели, св. Василий держался почти исключительно буквального способа толкования и высказался даже враждебно по отношению к таинственным толкованиям. Такое отношение к делу в Беседах на Шестоднев требовал самый характер истории миротворения, где всякие аллегорические толкования могут привести к отрицанию факта, историю превратить в простой нравственный урок, только выраженный образно, как это и было у Оригена. Между тем при изъяснении псалмов подобный буквализм был бы излишен. Псалмы заключают в себе много таинственного, пророчественного и прообразовательного; усиливаться прилагать к ним буквальный способ толкования значило бы стремиться лишить их одного из существенных и неотъемлемых свойств, даже более — лишить их самого характера богодухновенности. Поэтому-то в Беседах на псалмы св. Василий Великий очень часто от смысла буквального обращается к смыслу таинственному и сокровенному. Замечательна осторожность его в этом деле: свои таинственные толкования он весьма редко предлагает в смысле положительного учения и в тоне догматической речи, но по большей части в виде собственного частного мнения и в форме предположений. Предлагая какое-нибудь таинственное толкование, он всегда почти делает такие оговорки: «Вот это место имеет такой-то смысл, а, быть может, в смысле таинственном оно означает и вот что» и т. п. (см. Беседы на псалмы 7, 28, 29, 32). Для примера предлагаем объяснение следующих слов двадцать восьмого псалма — глас Господень на водах: «Если искать смысла чувственного, то поелику облака, когда они наполнены водою, сталкиваясь между собою, издают звук и треск, то и здесь сказано: глас Господень на водах. Но также если бывает шум от вод, рассекаемых какими ни есть преградами, и если море, возмущаемое ветром, волнуется и издает сильный звук, то сии неодушевленные вещества имеют глас от Господа, по указанию Писания, что всякая тварь едва не вопиет, возвещая о своем Создателе. А может быть, что в смысле более таинственном сказано: глас Господень на водах, когда при крещении Иисуса был глас свыше: Сей есть Сын Мой Возлюбленный (Мф. 3:17). Ибо тогда был Господь на водах многих, освящая воды крещением, и Бог славы велегласным свидетельством возгреме свыше».[865] Подобное «быть может», повторяем, он употребляет почти всегда, когда предлагает какое-нибудь таинственное толкование. Такая осмотрительность, умеренность и скромность — плод глубокого понимания дела и вместе духовного смирения — составляют одно из отличительных свойств св. Василия Великого, одинаково выражавшихся и в жизни, и в слове его и сообщавших поведению и беседе его особенную приятность и привлекательность. Сколько он любит всякую истину, столько же благоговеет пред нею и, можно сказать, опасается сделать ей какое-нибудь насилие чрез принужденное или, по крайней мере, не безусловно истинное толкование. Вследствие такого глубокого уважения к истине Писания он сделался толкователем, верным требованиям священной герменевтики: не искать таинственного смысла там, где его нет, и не игнорировать его там, где он есть. Вот почему в Беседах на Шестоднев, как мы видели, св. Василий нападал на Оригеновы аллегорические изъяснения истории миротворения, потому что там они излишни и неприложимы; в Беседах же на псалмы, по замечанию преосвященного Филарета, сам пользовался толкованиями Оригена.[866]