Неприятности и огорчения, какие терпел Василий от соепископов, от ариан и от евстафиан, конечно, были бы гораздо сноснее и легче, если бы он обладал крепким здоровьем. Но и тогда, когда он был в добром здоровье, по собственным его словам, у него менее было сил, чем у людей, в жизни которых уже отчаялись. Что преувеличения в этих словах очень немного, это видно и из частых его упоминаний о болезнях. При избрании в епископа, как сказано было прежде, он был так опасно болен, что отчаивался в своей жизни. В 375 году болезнь мучила его более пятидесяти дней, несмотря на то что он пользовался теплыми минеральными водами и принимал некоторые пособия от врачей.[90]
При этом продолжительная болезнь была так непонятна самому Василию, что он, при всем знании медицины, не находил слов для изображения ее многосложности и разнообразия. Она началась, по описанию самого больного, горячкой, которая, по недостатку питательного для нее вещества, обвившись около сухой плоти, как около обожженной светильни, производила сухотку и какую-то другую медлительную болезнь. А потом какая-то старая рана, поразив печень, произвела в нем отвращение от пищи, отогнала от очей сон и держала на пределах между жизнью и смертью, дозволяя жить только в той мере, чтобы чувствовать неприятности жизни.Через год после сего св. Василий еще сильнее стал жаловаться на свои болезни: «Непрерывные и сильные лихорадки, — писал он, — так изнурили мое тело, что сам себе кажусь чем-то таким, что хуже и меня самого. припадки четырехдневной лихорадки более двадцати раз повторяли свой круг. А теперь, когда, по-видимому, освободился от лихорадок, до такого дошел изнеможения сил, что в этом не отличаюсь от паутины. Поэтому всякий путь для меня непроходим, всякое дуновение ветра для меня опаснее, чем треволнение для пловцов»;[91]
«Быть нездоровым для меня стало чем-то естественным, у меня болезнь следует за болезнью»;[92] «Посему из всего этого даже ребенку видно, что совершенно уже необходимо мне расстаться с этим земным покровом».[93] В 373 году даже пронесся было по Каппадокии слух о смерти Василия, и многие из епископов собрались было в Кесарию для избрания ему преемника. По-видимому, их прибытие могло послужить к утешению больного. Но из совещания с ними о делах церковных он узнал, что они не помогали ему ни в чем самом нужнейшем; случалось, что в его присутствии они чувствовали стыд и обещали должное, но, расставшись, опять возвращались в прежнее свое расположение. Подобные огорчения, по суду самого Василия,[94] большей частью препятствовали поправлению его здоровья, а огорчения со стороны других делали болезни более тяжкими и мучительными. Потому при всем величии терпения св. Василий писал о себе в одном письме: «Я оцепенел от множества скорбей, окруживших меня ныне, они соделали жизнь мою очень тяжкою».[95] Все это — и множество скорбей, и непрестанные заботы, — конечно, достаточны уверить, что только по особенной милости и благоволению Божию святитель при столь слабом здоровье прожил до сорока девяти лет.Обстоятельства его кончины подробно описал св. Григорий Богослов. Когда Василий лежал при последнем издыхании, призываемый к горнему ликостоянию, вокруг него волновался весь город: нестерпима была потеря, жаловались на его отшествие как на притеснение; думали удержать его душу, как будто можно насильно остановить ее руками и молитвами; всякий, если бы только возможно было, готов был приложить ему что-нибудь от своей жизни. В предсмертные минуты больной архипастырь некоторых рукоположил в церковные степени, а другим предлагал свои наставления; и наконец со словами
Глава V
Письма святого Василия Великого [96]