Свято-Русские Веды. Книга Коляды

Во долинушке калинушка стоит, птица Сирин на калинушке сидит, под калиною Купала с Костромой, малый брат с родимою сестрой. Засмотрелись они, заигрались, песней птицы Сирин заслушались — не увидели, как ложилась тень, как надвинулась туча чёрная.

Из-под той-то тученьки чёрноей налетели вдруг гуси-лебеди. Налетели и закурлыкали, скрыли крыльями небо синее. Подхватили гуси Купалу, посадили его на крылья, понесли его по-над полем.

Плачет Кострома, причитает, кличет братца она Купалу, но её Купала не слышит… Унесли его гуси-лебеди за дремучий лес и за горы. Посадили его за булатный замок — да во ту серёб– ряну клеточку, за золоченую решёточку.

Вот проходит год, а за ним другой, так идут года чередою… Костроме пришла пора замуж. Только всё Кострома смотрит в сторону, всё печалится о Купале, и никто-то ей не приглянется…

Ой да рано-рано Солнце поднималось… Да ранее того по-над полем, да над речкой тихой, над морем птица Сирин летала-пролётывала.

Как у моря, у Лукоморья, в тихом устье речки Смородинки, у того у Камня горючего птица Сирин на веточку саживалась.

Как садилась птица на яблоньку, золотые перья роняла, Костроме она слово молвила:

—               Ой да ты, Кострома молодая, скоро быть тебе, дева, замужем. Скоро свадьбу играть и на свадьбе плясать. Но не долго быть тебе счастливой и не долго быть тебе замужем. Увенчает Леля златым венцом, вслед за нею Смерть подойдёт с венком.

Так роняла она златы пёрышки, так вещала птица младой Костроме. И решила та, молодё– шенька, что навек останется девою и вовеки не будет замужем. Как решила — сбирала пёрышки, и златые перья в рукав клала. Перья те потом вынимала и веночек из них свивала.

Как тут вдоль по речке Смородинке девуш– ки-подружки гуляли… И сплетали они веночки, по воде веночки пускали, и по тем веночкам гадали: кто венок подберёт, тот и замуж возьмёт.

—               Ой, Смородинка-речка, про жизнь расскажи… С кем мне век вековать и кого любым звать?

* *

Кострома ж молодая свой венок не снимала и по реченьке той свой венок не пускала, тихо лишь напевала:

—               Пусть никто не снимет венок с головы. Буйны ветры повеют — веночек не свеют, и дожди вдруг польют — мой венок не возьмут.

Налетели тут ветры буйные, и полили-по– шли частые дожди — и сорвали веночек с её головы, понесли его через чисто поле. Понесли его да на сине море, на Приморие-Лукоморие.

И пошла Кострома, плача и тужа. И пошла она, рученьки ломя. И сказалк она матушке родной:

—               Ты найди веночек мой, матушка!

Поискала веночек Купальница, поискала его в чистом полюшке, не нашла венка в чистом полюшке.

Кострома послала подружек:

—               Вы найдите веночек, подруженьки!

Не нашли венок и подруженьки.

И пошла Кострома вдоль по бережку, над широкой волной, над глубокой рекой. Смотрит — плот на речке чернеет, белый парусочек белеет. А на том плоте трое молодцев; первый молодец — сам хорош собой, а второй-то первого краше, ну а третий — златоволосый, словно братец её Купала…

То Купала сам сидел на плоте, голова у Ку– палы вся в золоте. В правой ручке Купала держал весло, в левой рученьке — частый гребень. Златы кудри Купала чесал и на волны речки бросал:

—               Вы плывите, златые кудрышки. Вы плывите к крутому бережку. Может, там моя матушка воду берёт. Как воды зачерпнёт — вспомнит сына: то младого Купалы кудри…

А с плота ребята увидели, как девицы гуляют вдоль реченьки. И сплетают они веночки, по воде веночки пускают… А один веночек к плоту плывёт: кто его подберёт и хозяйке вернёт? Подобрал тот веночек Купала.

И сказала так Кострома:

—               Ой, ребята вы молодые! Вы не видели ль моего венка?

Первый так сказал:

Я венок видал.

А второй сказал:

—      Яв руках держал.

Третий — то был Купала — венок подал.

Одному Кострома подарила платок, а другому дала золотой перстёнек. А за третьего — замуж, сказала, пойду.

—      Я тебя, молодого, в мужья позову.

Так сестра не узнала брата. Кострома — родного Купалу. И не дрогнуло сердце вещее у Купальницы — Ночки тёмной.

—       Кострома бела-румяна, за что любишь ты Купалу?

—     Я за то люблю Купалу, что головушка кудрява. Что головушка кудрява, а бородка кучерява. Если плечи его распрямятся, златы кудрыш– ки разовьются — разольются реченьки быстрые по лугам зелёным, раздольным. Разольётся тогда румянец по его лицу бел-румяному.

И пропел Купала Купальнице — своей матушке родной, но неузнанной:

—      Ой да ты, Купальница-матушка! Замуж дочь свою отдай! За меня отдай, за молодца!

—      За тебя дочь отдаю, отдаю и песнь пою… Как в субботу — обрученье, в воскресение — венчанье…

Ой да рано-рано — по-над морем синим… Солнышко вставало, в морюшке играло. То не море синее играло — это Солнце в морюшке купалось, в море синем по волнам плескалось…

Как Купала-то с сестрою Костромой, молодой жених с невестой молодой, да садились под лазоревый кусток, сорывали вместе аленький цветок… Тем цветочком любовалися, красоте цветка дивовалися… Меж собой они разговаривали.

Мужа так Костромушка спрашивала:

—       Породил кто тебя, добра молодца?