Святочный сон (СИ)

- Полно дома сиднем сидеть. Добро бы в деревне, а то в Москве-то жить праздно - грех. Послужи отечеству, дружочек, все и занятие и карьера. Глядишь, в Сенат попадешь, - вещала Аргамакова.

- Не поздно ли начинать карьеру? - сомневался Владимир.

- Помилуй, какие твои годы? Уж верно не старее ты моего племянника. Тот скачет по должностям все вверх, а начинал, как ты.

Сашенька была непокойна. Она подозревала, что решение Владимира было спровоцировано появлением в доме учителя. Владимир желал как можно реже бывать дома, потому идет на службу. Так думала Сашенька и силилась отговорить мужа от его затеи.

Соня потопталась нетерпеливо, но на нее не обратили внимания. Прервать беседу она так и не решилась. Что ж, может, это и к лучшему. Не надобно посвящать домашних в свои сомнения. Соня сама тихонечко во всем разберется. Она поспешила к девочкам, которые давно ее ждали, чтобы приступить к диктовке. Однако прежде надобно посмотреть, что с Мишей, не обижает ли его учитель. Соня осторожно заглянула в комнату Миши и никого там не обнаружила. Опять обследовать "апартаменты" Дюваля не было желания. Однако молодая особа прислушалась, чтобы определить, не там ли Миша. Все тихо. Куда же они делись?

Сбежав по ступенькам вниз, Соня услышала из зала странные звуки. Осторожно приоткрыв дверь, она удивленно вскрикнула. Дюваль и его ученик, облаченные лишь в белые рубахи и короткие штаны, азартно размахивали блестящими шпагами. Назвать их упражнения фехтованием было бы излишней смелостью. Соня испугалась, что прыткий учитель ненароком заденет мальчика и поранит его. Однако француз действовал умело и осторожно. Миша же набрасывался на него с восторгом и пылом начинающего. Глядя на красное, разгоряченное лицо своего любимца, Соня убедилась, что в заступничестве он не нуждается. Теперь можно было со спокойной душой приступить к диктовке...

К семи часам явился старый лысый скрипач, а вслед за ним и танцмейстер мсье Бодри, завитый, благоухающий духами и грациозно кланяющийся. Детей собрали в зале для урока танца, зажгли жирандоли с восковыми свечами. Обычно Сашенька сама наблюдала, как Бодри показывает детям шарканье ножкой, поклоны, подходы к ручке и книксы. После занятий она с удовольствием танцевала вместе с детьми, составляя пару Бодри. Соня могла быть свободна. Воспользовавшись этим, она заперлась в своей комнате, достала новую тетрадь, открыла ее и надписала "Журнал наблюдений за Дювалем". Несколько подумав, погрызла перо и тяжело вздохнула.

Грусть охватила вдруг душу девицы. Она почувствовала, что за желанием спасти семью от неприятностей и оградить Сашеньку от предполагаемого искушения прячется вовсе не невинный интерес самой Сони к французу. А как она привыкла быть честной с собой и во всем отдавать себе отчет, то это обстоятельство ее смутило. Силясь хладнокровно оценить положение в доме, бедная дева всякий раз возвращалась мыслями к привлекательному французу. "Уж не ревную ли я его к Сашеньке? - ужаснулась Соня. - Что как вся моя забота - это плод воспаленного воображения?" Она положила перо и закрыла лицо руками.

Разве преступно желать счастья, даже если оно недоступно? Да, у нее нет никакой возможности завоевать любовь приглянувшегося ей человека. В ее лета и с уродливой внешностью какие могут быть ожидания? Остается лишь утешать себя сознанием, что не снизошла в своих слабостях до учителишки, гувернера. А вот Сашенька положительно не столь сильна. И у Дюваля есть шанс, Соня чувствует это обострившимся чутьем влюбленного человека... Влюбленного? Как? Неужто она влюблена? Так скоро?

Да, чувство к Владимиру давно перешло в сестринское, дружеское. Соня скорее по привычке считала себя преданной ему и не обращала внимания на других мужчин. Впрочем, где эти другие мужчины? Их и не было в ее жизни, так она устроила сама. Теперь же словно небеса вмешались в ее судьбу, послав в их дом мужчину-красавца... Нет, не следует питать надежд. Надобно взять себя в руки. Следить за собой, чтобы как-нибудь не выдать истинных чувств к молодому человеку. И выполнить долг, не позволив Дювалю разрушить мир в доме.

Соня вновь взялась за перо, прочла надпись и зачеркнула имя француза. 

ГЛАВА 2

1.

У Амалии был магнетический вечер. Ей, наконец, удалось заполучить в свой салон модного магнетизера. Даже она, видавшая виды, была поражена внешностью знаменитости. Он был облачен в подобие бухарского халата, на голове магнетизера покоился странный убор, напоминающий турецкий тюрбан. Кисейные штаны дополняли этот фантастический наряд. Но не одежда прежде поражала воображение, а его взгляд. Турчанинов (так звали магнетизера) был человеком средних лет, дюжинного росту, но в лице его определенно было нечто магнетическое. Пронзительные черные глаза, казалось, смотрели в самую душу, сообщали трепет и беспокойство. Приученная ко всякому, Амалия при первом знакомстве не выдержала этого тяжелого, колдовского взгляда.