Святое дело

— Нет. Чего уж тут хорошего!.. Так вот, иду я как-то с ней по улице, а тут возьми да повстречайся поручик наш, пьяный, как всегда. И давай меня в рожу тыкать да потешаться, власть свою выказывать…

— И вы стерпели? — спросила Надя.

— Стерпел. Поручик никудышный был. Ударить и то не мог толком, но бил, потому что я солдат — терпеть должен.

— Вы так ничего и не сделали? — Краснов не мог себе представить, что можно безнаказанно оскорбить человека.

— Тогда нет. В германскую солдаты его сами… Вроде как шальной пулей.

Наступило молчание.

— Ну, ладно, — первым очнулся старик. — Ваше дело молодое, гуляйте. А мне спать пора…

Он поднялся и ушел в дом.

Надя продолжала сидеть на ступеньке, обхватив руками колени.

— Вас любят солдаты?

Краснов смущенно пожал плечами.

— Знаете, раньше, — сказала после короткого молчания, — когда я видела, что солдаты приветствуют офицеров, почему-то всегда задумывалась: что это? Искреннее почтение или формальный долг?

— Честь отдают друг другу все военнослужащие…

— Понимаю, — она слегка наклонила голову. — Это знак уважения мундиру, долг вежливости. Но я хочу сказать о другом. Ведь нужно, чтобы солдаты уважали офицера не только как лейтенанта или майора. А для этого они должны видеть в нем прежде всего человека.

— И сам он должен ценить и уважать в своих подчиненных человеческое достоинство, — убежденно добавил Краснов.

Надя вдруг тихонько рассмеялась и взяла его за руку.

— Смешно! Штатская учительница философствует о воинском воспитании, наставляет кадрового офицера.

— Вы очень верно сказали, Надя, — ответил Краснов.

Он боялся пошевелиться, чтоб она не отняла свою руку. А ей вдруг захотелось прижаться к нему. Желание было столь неодолимым, что, опасаясь не совладать с ним, она быстро поднялась со ступеньки и сказала изменившимся голосом:

— Пойдемте бродить.

Он осторожно взял ее под руку и повел вдоль улицы. Когда они поравнялись с двухэтажным зданием Дома офицеров, Надя увлекла Краснова к входным дверям. Он согласился, не спрашивая зачем. Они прошли в тихую уединенную комнату, где обычно проводились занятия детской музыкальной школы.

Надя откинула полированную крышку пианино и усадила Павла.

Он не возражал, лишь удивился, покорно коснулся пальцами клавишей.

Надя молча слушала и никак не могла определить, что он играет. Она уже слышала это однажды. Как-то после занятий задержалась в Доме офицеров, все уже разошлись, горело дежурное освещение. В тишине длинного коридора раздавались звуки пианино, они звучали то тихо и грустно, то наполнялись страстью, звали кого-то и никак не могли дозваться.

Надя пошла навстречу звукам и остановилась в изумлении. За пианино сидел Краснов.

Она слушала, боясь шелохнуться, чтобы не прервать его, не выдать себя. Вдруг застыдилась, словно ее уличили в чем-то дурном, а музыка следовала за ней, звала обратно.

Сейчас она узнала ту же страстную, полную сомнения и надежды мелодию. Но теперь к одинокому голосу любви присоединился другой — задумчивый, робкий в своем чувстве: «Люблю ли тебя, я не знаю, но кажется мне, что люблю…»

— Почему вы не стали музыкантом? — спросила она после паузы.

Он улыбнулся, ответил шутливо:

— Я не Мусоргский. Мне выбирать нечего. И давно уже выбрал профессию. Почти десять лет назад.

Она промолчала, ожидая, чтобы он продолжил разговор.

…Третий месяц шла война. Люди уходили на восток, а Павел с матерью все не верили, что фашисты дойдут…

Потом железную дорогу перерезали. Им посчастливилось устроиться на автомашину. Магистрали были забиты колоннами войск и беженцев. Шофер боялся бомбежек и выбирал тихие проселочные дороги. По ним нельзя было ехать полной скоростью, поэтому, наверное, машину настигли мотоциклисты. Всего два, но на каждом мотоцикле стоял пулемет, а среди беженцев были только женщины с детьми и старики. Шофер гнал полуторку, ее швыряло из стороны в сторону, и фашисты никак не могли попасть в колеса. Они стреляли почему-то только понизу. Мать заслонила собой Павла и плакала.

Спасение пришло неожиданно. Впереди, слева от дороги, один за другим прогремели пушечные выстрелы. Передний мотоцикл взлетел в воздух. Шофер растерялся и круто затормозил. Мотор заглох. Из кустов вышел молодой командир с двумя кубиками на петлицах, спросил, откуда едут, видели ли немцев. Но люди знали только о своих преследователях, которые уже никому не были страшны.

«Это разведчики», — спокойно заметил лейтенант.

Спокойствие его быстро передалось всем. Женщины пришли в себя, стали благодарить спасителя, угощали всем, что было. «Вот от табачка не откажусь», — сказал лейтенант.

Шофер отдал свой кисет.

«Спасибо, — поблагодарил лейтенант и крикнул кого-то. Тотчас появился пожилой солдат. — Принимайте подарок».

«Ой!» — с восторгом воскликнул солдат и бегом бросился обратно в кусты, где стояли замаскированные пушки.

Послышался нарастающий рев. Лейтенант заторопил шофера. Тот быстро завел мотор. Лейтенант помахал рукой и не спеша направился к орудиям.

Машина помчалась дальше на восток. Но теперь все были спокойны, знали, что на пути фашистов остался лейтенант с солдатами.