Отсмеявшись, старший лейтенант вдруг сказал, перейдя на «ты»:
— А знаешь, что означает имя «Викто́р»? Победитель! От «виктория» — победа.
— Старший лейтенант по-французски здорово знает, — рассказал потом Тихонов. — Он, когда еще курсантом был, в Испанию мечтал попасть, в интернациональную бригаду. А ты, случайно, не владеешь?
— Немецкий учил, — ответил Виктор.
Старший лейтенант Ивлев знал многое на свете, а дело свое военное — до тонкости. Даже в таком малом — забраться в танк — и то не было ему равных. Виктор долго тренировался, но так и не достиг той быстроты и ловкости, с какой командир занимал свое боевое место в машине. С тела Виктора не сходили лилово-желтые метины.
— Больше синяков, меньше шрамов, — подбадривал командир.
— Точненько, — поддакивал механик-водитель Богаткин. — Впрочем, жареным запахнет, так угрем выскользнешь.
Шутки Богаткина всегда были мрачными, словно и не шутил он, а предсказывал беду. Он и улыбался странно. Блестящая, какая-то голая кожа на его лице со следами ожогов туго натягивалась, и улыбка выглядела деланной.
— Без тренировки и огонь не поможет. А вообще, не гореть — фрицев бить едем. Это главное. Так, Ширшов?
Разумеется так! Виктору не терпелось скорее попасть на фронт, а эшелон, как назло, сутками простаивал на маленьких станциях, пережидал на разъездах.
Старший лейтенант ходил вместе с начальником эшелона к дежурным комендантам, бранился, требовал, но все без толку. Эшелон был сборным: везли полевые кухни и конскую амуницию, продовольствие и всяческий обозный скарб. Платформа с тридцатьчетверкой торчала в эшелоне нелепо, как приблудная.
— И зачем старший лейтенант нервы треплет? — искренне удивлялся заряжающий Тихонов. — Харчимся по-фронтовому и сверху не каплет. Привезут, никуда не денемся.
— Вы бы и зазимовать не отказались вдали от шума фронтового, — вспыхнул Виктор.
Тихонов прищурил один глаз не то от махорочного дыма, не то от презрения и усмехнулся:
— Стихами запел? Ну-ну, погляжу я на тебя, когда настоящего пороха понюхаешь, какие тогда серенады запоешь.
— Ты его не трогай, Тихонов, слышишь? — вступился Богаткин. — Он еще свое отвоюет не хуже нас. Мужик, вижу, старательный, грамотный. — И неожиданно предложил Виктору: — Давай по-соседски подучу тебя своему делу.
— Мы немного проходили в школе двигатель. И трансмиссию, и ходовую часть. — Виктор загорелся, давно мечтал повести такую громадину, как танк Т-34.
— То в школе, а то я тебя учить буду. Самолично. Я в своем колхозе пятерых трактористами сделал.
— Вместе с тракторами? — наивным голосом спросил Тихонов.
— И с запасными частями! А вот кто тебя, лодыря, делал? Четыре года действительную прослужил, а, кроме своих снарядов, ничего не знаешь.
— С меня и того хватит, — добродушно согласился Тихонов. — Поворочал бы двухпудовых поросят, да еще на ходу, когда и так все кишки перепутываются, тоже другой работенки не запросил бы.
На это возразить трудно. Что правда, то правда. И Богаткин опять повернулся к Виктору:
— Мало ли какая ситуация выйдет. Старший лейтенант, он, как бог, машину водит, так у него и своих дел по горло. Идет, значит?
— Я с удовольствием!
Вечером, лежа под брезентом, Тихонов вдруг зашептал на ухо Виктору:
— Давай вылезем, поговорим.
Они перебрались по борту в другой конец платформы. Эшелон стоял у «очередного телеграфного столба». Было тихо и лунно.
— Ты на меня не в обиде? Не со зла я оборвал тебя и стихами попрекнул. Стихи я, между прочим, и сам сочиняю. Послушаешь?
— Пожалуйста, — все еще недоумевая, согласился Виктор.
— А ты сам — ничего?
— Я — нет.
— Прискорбно, — посочувствовал Тихонов. — Поэзия очень помогает. — Он откашлялся. — Ну, так я начну. Только Богаткину ни-ни! Пробовал раз. — Тихонов обиженно засопел. — «Лучше мотор выучи», — сказал Богаткин. Так я почитаю?
Еще раз откашлялся и начал:
Виктор ждал продолжения, но его не последовало.
— Ну, как?
— Хорошо, — щедро оценил Виктор. Ему и на самом деле стихи показались хорошими, они созвучны были его собственным мыслям и чувствам.
— Хорошо? — обрадовался Тихонов. — А здорово я слова Чапаева вставил? Помнишь, в кино, когда он Петьке с Анкой говорил про будущую жизнь? Теперь другое стихотворение, лирическое:
Ну, как?
— Тоже хорошо. Короткие только.
— Хорошо?! А Богаткин, понимаешь!.. А что коротко, это специально! Во-первых, сочинять недолго. Во-вторых, можно без бумаги, запомнить легко. Верно?
Виктор слушал и думал о том, что, кроме отца с матерью, его никто не провожал на войну. И то лишь до трамвая: в городе объявили комендантский час.
— У вас в Челябинске девушка?
— С чего ты взял? — вытаращился Тихонов.