Когда настало время серьезного обучения, родители пригласили серьезных и вполне надежных наставников. В преданиях знатных римских фамилий, хотя, надо признаться, в очень ограниченном кругу, наблюдалось еще правило – давать своим детям образование, основанное на изучении великих писателей классической древности. Поэтому, кроме книг Священного Писания, которые были первым чтением Алексея, ему предстояло изучить греческую и римскую литературу, ему должны были сделаться известными произведения историков, философов и поэтов. Учился Алексей весьма прилежно, в нем обнаруживались замечательные умственные способности, но что более всего поражало его наставников – это его глубокое проникновение во внутренний смысл изучаемого, его стремление в случайном и внешнем постигнуть истинную и вечную сторону. С ним случались минуты особенного озарения, и его мысль, окрыленная верой, казалось, возносилась к Самому Источнику Света, к Самой Вечной Истине и, возвращаясь снова к земным предметам и отношениям, ясно различала истинную цену всего, что окружает, занимает и волнует человека…
Посещения столицы мира дали новую пищу для его ума. В большие праздники Евфимиан с семейством приезжал в Рим для поклонения гробницам верховных апостолов. Уже и по внешности тогдашний Рим представлял большие противоположности, которые должны были сильно поражать Алексея. В нем совмещалось как бы два города – языческий, еще не тронутый варварами, еще блиставший всеми памятниками славной старины, и христианский, молодой, но уже заметно побеждавший старый Рим. Еще стоял Капитолий, загроможденный величественными храмами богов, еще возвышалось на Палатине роскошное жилище повелителей мира, окруженное мраморными портиками. У подошвы этих холмов расстилался древний форум, в котором каждый камень, можно сказать, говорил о славном прошлом. Далее за священной дорогой возвышался, поражая своею громадой, Колизей, а на противоположной стороне находились большой цирк и водопроводы Нерона, на берегах Тибра виднелся мавзолей Адриана; куда ни посмотришь – всюду храмы, театры, колоннады, статуи… Все это говорило о минувшей славе язычества, о победах и завоеваниях Рима. Но на все уже ложилась печать увядания, упадка, и из-за грандиозных памятников языческой старины виднелись христианские церкви, в которые во множестве стекался народ, между тем как языческие храмы пустели… Падение язычества, с которым, казалось, отлетала в вечность, уносилась куда-то далеко в минувшие века вся славная древность, поражающим образом внушало мысль о бренности и непрочности всего земного величия, поверх даже величайших созданий человека. Юному сердцу Алексея были симпатичны доблести древних римлян, порой в нем вызывали восторг героические подвиги предков, но ему становилось грустно всякий раз при взгляде на памятники старины. «К чему привели, – часто думалось ему, – к чему привели эти исполинские усилия, какой смысл имело это создание величайшего царства в мире?» Этот вопрос не раз приходилось задавать ему себе, но только впоследствии, постепенно, по мере развития, пред ним выяснялся ответ на него – ответ строгий, неумолимый…