А пески времени все сыпались и сыпались с тектонической неизбежностью, безостановочно скользя к тому моменту, когда Блинни Плутт, любимец широких народных масс, единственный профессиональный конферансье Аксолотля и изобретатель бесчисленных коронных фраз возьмет в свои вечные избранницы фигуристую красотку по имени Нибель Меса, 38 — 24 — 36, особу доселе совершенно не известную. В этот момент глаза и мысли всего Аксолотля сосредоточатся на счастливой парочке, пока Блинни Плутт и Нибель Меса будут погружать чувствительные пальцы своих ног в теплое молоко супружества и молиться о том, чтобы оно не свернулось.
И все это преподносилось горному городу Аксолотлю вживую, в полном цвете, благодаря любезности Кормана Макинтоша, изобретателя и продюсера игрового шоу «Сам себе пророк!» Вышеупомянутый Макинтош нипочем не собирался позволить кому-либо об этом забыть.
— Обеспечьте мне абсолютную уверенность в том, что счастливая пара будет освещена самым лестным образом! — прокричал Корман монтеру, рискованно раскачивающемуся на конце веревочной лестницы. — Я должен ни секунды не сомневаться, что решительно все смогут увидеть их в наилучшем виде. Пожалуйста, милейший, никаких там уродливых теней или назойливых высвечиваний!
Монтер в ответ что-то невразумительно прокряхтел, пинком сдвинул вогнутое зеркало на несколько градусов влево и втолкнул перед ним фильтр из мелкой металлической сетки.
Оркестр выдул несколько тактов на три четверти. Все это закончилось диким воплем дирижера.
— Прелестно, просто прелестно, милейший, — принялся утешать его Корман, лишь еле заметно хмуря бровь. — Впрочем, еще только одно. Вы уверены, что все они смогут начать в одном и том же ключе? Да, незначительный пунктик, я знаю, но подобные мелкие детали порой имеют немалое значение. Чао!
Дирижерская палочка заскрипела в опасной близости от точки разлома, согнувшись в плотно сжатых кулаках с побелевшими костяшками.
К счастью для Кормана, он уже оказался вне пределов слышимости и вовсю бушевал на сцене, когда дирижер решил сбросить на кого-нибудь свой желчный гнев. Корману как раз случилось засечь одну из ткачих в тот самый момент, когда она тайком прокралась из заднего помещения и направилась к тщательно припрятанной бутылке авокадового джина. Всего лишь несколько часов тому назад это была вполне девственная бутылка, теперь же она почти опустела.
Дела шли не самым лучшим образом — с тех пор, как Шармани, покровитель моды, стиля одежды и декора, не сумел обеспечить достойное благословение всем соответствующим процедурам. Льняное полотно для специального покроя плаща Блинни совершенно необъяснимым образом потеряло форму и было отвергнуто в пользу мешочной ткани. Публично оглашенные жизненно важные параметры невесты за время, прошедшее между примерками и текущим моментом, непонятно как успели измениться. Несмотря на то что Нибель Меса по-прежнему выдавала свои 38 — 24 — 36, леопардовой расцветки платье из козерожьей шерсти, пошитое в точном соответствии с указанными пропорциями, категорически отказывалось давать возможность для его натягивания. Вдобавок имелся еще и прискорбнейший случай отчаянной аллергии, которую одна из подружек невесты испытывала к козерожьей шерсти. В результате она капитально испоганила первое завершенное платье диким приступом кашля. Как только все заметили липкие сопли, тут же стало понятно, что эта гадость уже не отмоется. А кроме того…
— Э-э, милейшая, милейшая, — поманил ткачиху Корман. — Как же там все-таки дело с этими костюмами… гм… платьями? Все тип-топ?
Ужасная правда бурлила у женщины внутри. Она чуть было ее не расплескала, чуть было не выболтала, однако в самый последний момент сумела придержать язык. Ее ткачих не должны были обвинить в том, что хотя бы одна из них испоганила Блинни его великий день. Нет-нет, никоим образом.
— Тип-топ? — на мгновение взъярилась дама, но затем сжала зубы и принялась разыгрывать дурочку: — Да-да, конечно, все тип-топ. Все просто роскошно. Вам абсолютно не о чем беспокоиться, — она почувствовала уверенность, что Корман уловит писклявые тона паники в ее голосе.
— Безумно рад это слышать, милейшая. Продолжайте заниматься славной работой, чао! — И Макинтош отбыл, чтобы заняться очередным ничего худого не ожидающим работником.
Секунду спустя бутылка авокадового джина была опустошена.
— Ах, дорогой, милейший, — выдал трель Корман, вовсю размахивая ресницами в примерном направлении мужчины, который в данный конкретный момент особенно не хотел быть пойман продюсером. — Любезнейший, — с придыханием обратился Макинтош к главному флористу. — Как все идет? Как поживают ленты с бантами чисто аррайского блаженства?