Во внезапной вспышке озарения его высокопреподобие все понял. Но это казалось слишком дико, слишком невероятно. Пусть даже он сам за всем этим наблюдал. Елеус покачал головой. Он, разумеется, слышал о Речистой Миссии. Ее лозунг «Любое время, любое место, любое слово» был широко известен среди лиц, занимавшихся проповедованием. Как-то раз, лет сорок тому назад, в свою бытность главой несуществующей конгрегации в часовне святого Маразма Регулярно Забываемого, Елеус сам чуть было не присоединился к этим миссионерам, но… Короче говоря, тогда ему показалось, что он просто не вправе бросить часовню. А кроме того, у него начисто отсутствовала практика реального проповедования. Хотя иметь деньги в качестве милостионера было крайне заманчиво.
Неужели настолько заманчиво, чтобы подписать контракт на распространение Благой Вести здесь, в Уадде?
Елеус аж содрогнулся, подметив почти извращенную логику такого варианта. Он не мог отрицать, что здесь содержалось немало потенциальной энергии. По сути, для любого миссионера с достаточно хорошо подвешенным языком здесь были настоящие золотые россыпи душ. Спасать проклятых. Обращать их души в загробной жизни.
А затем блестящая логика контракта вспыхнула у него в голове. Если Трепп действительно прибыл сюда, чтобы спасать души, тогда это был его шанс. Выход наружу.
Елеус аж задрожал, хорошенько обо всем этом поразмыслив. И в это самое мгновение его разум проголосовал, нейроны единогласно замахали хвостиками — и решение было принято. Он любой ценой должен был найти Треппа и спастись!
Оставались только две препоны (пусть даже достаточно крупные), что пятнали кристально чистый в иных отношениях горизонт.
Где был Трепп прямо сейчас? И почему два тревожно знакомых ему демона похитили миссионера из Мортрополитанской тюрьмы?
Почему-то последняя препона вызывала у Елеуса наибольшее расстройство.
Если тот злой и лживый монстр, что уговорил его пойти на сделку, был одним из той парочки, которая унеслась прочь от тюрьмы вместе с Треппом, тогда ничего хорошего из всего этого дела выйти не могло.
Чего мог дьявол хотеть от миссионера-контрактника в Уадде?
Нет, все это решительно ничего хорошего не сулило.
В уединении пещеры Ублейра в Шанкере, деловой части Мортрополиса, голос Бубуша вовсю отражался от стен.
— Так вы говорите — никогда о противопехотных святынях не слышали? — прорычал он облаченному в тыквенную пижаму божеству, привязанному к креслу. Затем демон многозначительно оскалился, направляя лавовую лампу прямо в глаза Стапелю. Он вел допрос всего две минуты и уже испытывал предельное нетерпение.
— Нет смысла попусту тратить время на отрицание. Мы все о них знаем, они уже не секрет, — блефовал Бубуш. — Нет смысла держать это при себе. Так вы только еще больше все усугубляете!
— Я же вам говорю, — настаивало божество в фуражке. — Ничего об этих противопехотных ерундовинах я не знаю…
— Ложь! — рявкнул Бубуш, хлопая лапой по обсидиановому столу. — Доказательство всюду вокруг вас. Вот, смотрите! — Он поднес свой самодельный святынеискатель к физиономии Стапеля. Ручки двух ложек буквально затрепетали, обвиняюще указывая на пленника. — Вы с ними обращались, не так ли? Куда вы их перемещаете?
— Не понимаю, о чем вы…
— Отлично! Отрицайте, если угодно. Но как только я найду ваш тайник, вы об этом пожалеете. Непременно пожалеете!
И Бубуш вихрем вылетел за дверь, утягивая за собой Ублейра.
— Вперед! — заорал он. — Они не могут быть очень далеко! Мы обязательно их найдем! И без его помощи!
Брехли Трепп, по-прежнему привязанный к стулу, попытался театрально пожать плечами. Ему это не удалось.
Когда теневой указатель аксолотлианских солнечных часов в Гад-парке медленно подполз по кругу к тридцати одному угловому градусу после рассвета, дверь крошечной хижины в предместьях города медленно распахнулась. Из хижины, протирая глаза и широко зевая, вышел мужчина. Солнце, абсолютно равнодушное к этому зрелищу, продолжало тащиться по бездорожному голубому простору безоблачного неба. Как оно обычно это делало.
Вышедший из хижины мужчина с хрустом потянулся, проковылял вниз по трем ступенькам своей веранды и воззрился на раскинувшиеся по склону холма заросли золотистого ячменя. Завитки ветра рябили по этому морю глухих ушей, удовлетворенно шелестя. Утро было вроде бы самое обычное — как любое другое. Леболоп всегда потягивался, зевал и топал по краю своего поля, высматривая первые заметные признаки того, что ячмень готов к жатве. Однако сегодня он был особенно исполнен надежды. Все признаки должны были быть налицо. По крайней мере, согласно «Угадайке».
Впрочем, как бы ни были хороши те провидцы, что работали в «Угадайке», годы непосредственного опыта научили Леболопа тому, что признаки признакам рознь. Очень мило и славно было для городских пророков глазеть в магические кристаллы или ковырять кофейную гущу в комфорте собственного храма, извлекая оттуда существенно важные знамения для более склонных к сельскохозяйственной работе жителей Аксолотля, но Леболоп знал, что существуют иные, более древние предсказательные процедуры.