Святой дракон и Джордж. Никто, кроме человека

Горько было Джиму осознавать собственное бессилие. Не горько — невыносимо. Он вырос с убеждением, что справедливость должна торжествовать, и что в конечном итоге все достигает положительного баланса. И вот теперь он не мог не принять самопожертвования Арагха, заранее зная, что долг этот ему никогда не вернуть. Джим брел в жутковатой тишине сверхъестественной темноты, которая взяла в заложники болота, и на мгновение позабыл о том, где находится, о собственной судьбе; он изнывал во внутренней борьбе, примеряясь к этому долгу.

Так тяжело прощаться с иллюзиями, но разве оставался выбор? Постепенно Джим смирился с фактом; слепая вера в жизненную справедливость угасала, и еще один осколок его духа откололся, упав в воды забытия.

— Темнеет? — голос Брайена вырвал Джима из раздумий.

Джим огляделся. С того момента, как расстались с Арагхом, они прошли мили полторы. Воздух стал еще тяжелее, а непроницаемый туман опустился по обе стороны дороги и стал стеной.

— Еще немного, и мы не сможем продолжать путь, — заметил Джим.

Видимость предельно ухудшилась, сократившись ярдов до десяти. Отчетливо можно было различить лишь кромку воды по обеим сторонам. Соратники вдыхали холодный злобный воздух, и он, застывая в легких, душил их. Каждый шаг, каждое движение становилось пыткой; депрессия сжимала их сознание железными тисками. Но и это было еще не все. С приближением темноты звуки заглушились. Шум шагов и цоканье копыт о песчаную почву стали не слышны, и даже их собственные голоса звучали тихо и как бы издалека.

— Брайен? — позвал Джим, продираясь через мрак.

— Здесь, Джеймс… — смутные очертания одетого в доспехи рыцаря передвинулись ближе к Джиму. Оба остановились.

— Ничего не вижу, — сообщил Джим.

— Я тоже, — признался Невилл-Смит. — Полагаю, мы останемся здесь?

— Да…

Они стояли вплотную друг к другу, но даже на таком близком расстоянии не различались черты лица рыцаря, терявшиеся в темноте. И темнота эта все сгущалась — пока последний проблеск света не оказался закрашен черной тушью и мгла не стала воистину кромешной. Джим ощутил, как холодные, сильные, железные пальцы как тиски сжали его левое плечо…

Будем держаться вместе, — заверил Брайен. — А затем мы вместе будем драться против того, что пошлют на нас Темные Силы.

— Да, — согласился Джим.

Они стояли молча, ожидая неизвестного; скоро тьма изолировала их, начала терзать сознание. Из окружающей чернильной пустоты не материализовывалось ничего; но из сознания Джима слепыми белыми червями вылезали, как из бездонного колодца, все внутренние страхи и слабости, все, чего Джим стыдился, что всячески старался позабыть…

Он попытался заговорить с Брайеном, безуспешно стараясь сказать хоть что-нибудь, пусть даже самой банальной фразой изгнать темное проклятие. Но яд уже разлился в крови. Джим не доверял рыцарю. Он знал, что зло должно быть в Невилл-Смите, поскольку обнаружил зло и в самом себе. Медленно, украдкой Джим попытался избавиться от прикосновения рыцаря.

— Джим! — внезапно раздался голос Брайена. Но это был странный и далекий голос незнакомого человека. — Оглянись назад на дорогу!

Джим обернулся. Как он определил нужное направление, осталось загадкой. Он обернулся и увидел вдалеке мерцание звезды — крохотную, слабую точку света, удаленную на бесчисленные световые годы.

— Что это? — изумленно воскликнул он.

— Не знаю, — ответил искаженный пространством, игрушечный голос рыцаря. — Но оно приближается. Смотри, точка растет.

Медленно, очень, очень медленно приближалась эта искра. Некоторое время спустя она уже казалась замочной скважиной в дневной свет. Минуты шли, отсчитываемые ежесекундными ударами сердца Джима. Наконец точка вытянулась в линию — словно разрез, сделанный ножом в ткани мрака.

— Что это? — снова спросил Джим.

— Не знаю… — повторил рыцарь.

Но оба они ощутили в этом свете добро. В нем были жизнь и храбрость, сила мужества, противостоящие темной беспомощности, которая пыталась покорить их. Соратники почувствовали, как возвращаются силы и возрождается дух. Бланшар ожил, забил копытами по твердой песчаной земле и заржал.

— Сюда! — позвал Джим.

— Сюда! — закричал Брайен.

Линия света росла, разделяя тьму небосвода, — казалось, будто она оживилась благодаря их выкрикам. Огромной, расширяющейся стрелой-молнией она мчалась им навстречу. Темнота откатывалась назад. Мрак отступал, превращаясь в серые сумерки. А сумерки рассеивались с каждой минутой.

Соратники услышали звуки приближающихся шагов, медленного, размеренного дыхания, и внезапно…

Наступил день.

Перед ними стоял Каролинус, облаченный в плащ и с неизменной остроконечной шляпой на голове; в руках, словно щит, меч и копье вместе, он держал перед собой длинный жезл из резного дерева.

— Клянусь Силами! — воскликнул он, окинув их взглядом, — Я добрался до вас вовремя!

Джим с рыцарем переглянулись, как будто их спасли от падения с края пропасти. Бланшар закинул голову и забил копытом, доказывая себе, что он снова стоит на твердой земле знакомого мира.

— Мои благодарности, Маг! — кивнул Брайен.