Святой Франциск Ассизский

Обычно он говорил «напиши», потому что брат Леоне был его секретарем, но в ту минуту сказал так, потому что диктовал очень важную мысль, которая была частью его учения:

— Хотя во всех землях братья являют собою пример истинной святости и добродетели, напиши и особенно подчеркни, что не в этом совершенная радость.

Они продолжали путь в молчании, и вновь заговорил святой Франциск:

— Брат Леоне, даже если меньший брат получает от Бога такую благодать, как способность исцелять больных и совершать множество чудес, даже умеет воскрешать мертвых на четвертый день после смерти, напиши, что не в этом совершенная радость.

Некоторое время они молчали, затем святой Франциск еще громче заговорил:

— Брат Леоне, если меньший брат знает все языки, все науки и писания, и угадывает, и открывает нам будущее и тайны сознания человеческого, напиши, что не в этом совершенная радость.

Они помолчали. Брат Леоне стал забывать о холоде, погрузившись в размышления о словах учителя, и спрашивал себя, где же тогда искать совершенную радость, а святой Франциск сказал еще громче:

— О, брат Леоне, даже если меньший брат умеет так хорошо проповедовать, что от проповеди его все неверные обратятся в веру Христову, напиши, что и не в этом совершенная радость. Если прибудет гонец и объявит, что все парижские наставники стали членами Ордена, напиши: не совершенная это радость. Даже если из-за Альп придут все прелаты и архиепископы, а сам король Франции и король Англии войдут в Орден, напиши: не та это радость.

Выслушав мысли святого, брат Леоне не знал, что и подумать, и спросил:

— Отец, именем Божьим прошу тебя, скажи, в чем совершенная радость?

Тогда Франциск объяснил:

— Я приду в Санта Мария дельи Анджели вымокший, замерзший, голодный, в грязи; льдышки налипли на край моей рясы, в кровь изрезали мне ноги; и вот, я буду долго стучаться в дверь и звать привратника. Тогда придет брат привратник и спросит: «Кто там?»; и я отвечу: «Брат Франциск»; а он ответит: «Уходи, сейчас не время для странствий, ты не войдешь сюда». Но я стану стучать, и он в ярости выбежит наружу и вытолкает меня, осыпая бранью, с такими словами: «Уходи, ты прост и слаб умом, и не приходи к нам! Сейчас мы многочисленны, одарены многими способностями, и не нуждаемся мы в тебе»; а я все это вынесу, и почувствую любовь к нему в своем сердце и веселость в душе. Брат Леоне, напиши, что в этом — совершенная радость.

Безмолвно стоял брат Леоне и уже не чувствовал ни голода, ни холода, ни усталости, но одно лишь изумление.

Франциск заговорил вновь:

— А если затем, измученный голодом, застигнутый ночью, я все же буду настаивать: «Ради Бога, приюти меня хоть на эту ночь!»; и он ответит мне: «Нет, ступай в приют Крочифери»; и выйдет, держа в руках дубинку, и, схватив меня за капюшон, бросит на землю, изваляет в снегу, перебьет мне все суставы; а я терпеливо и с радостью снесу все это, думая о страданиях Христа, напиши, брат Леоне, что это и есть радость совершенная. А теперь выслушай главное. Изо всех божественных даров наилучший — способность побеждать самого себя и добровольно, с любовью к Христу, идти на страдания, переносить проклятия, бесчестья, нужду. За остальные дары Божьи мы не можем прославлять себя, они не наши, а Его, но можем прославить себя, неся крест лишений, ибо крест этот наш.

Эту беседу можно назвать одной из важнейших страниц всей христианской философии, ибо она возносит душу человеческую к высочайшим вершинам.

Она предполагает, что ученик уже преуспел ранее — ведь, перечисляя блага, которые могут привести к радости, святой Франциск не обмолвился о тех, к которым стремиться все человечество — о здоровье, богатстве, удовольствиях, славе, — но начал с избранных, благодатных даров — святости, мудрости, чудодействия, с обращения неверных. Потом, поднимаясь выше, он говорит о торжестве Ордена и его идеи, но все это, как несовершенное, исключал из того, что могло бы привести к радости, на поиски которой он поднимался по ступеням мученичества, начиная свой путь от тяжелейших физических страданий, голода, холода, утомления в зимнюю ночь, указывает на детали — кровоточащие от льдинок ноги — и достигает самого трудного — отречения братьев, непризнания его труда, открытого презрения тех, кого он благословил и любил. Воображение его останавливало на этом, и он открыл, что человек, способный преодолеть эти тяготы с любовью и терпением, должен обрести блаженство, ибо он наделен величайшим даром Божьим — побеждать самого себя.

Под этим рассуждением, прославляющим человека, подписались бы древние мудрецы, которые учили, что истинное наслаждение — в суровых испытаниях, но святой Франциск был христианином, а потому он глубже их. Чтобы исключить самолюбование, способное омрачить торжество, он прибавил, что невинный человек, который страдает но переносит муки с легкостью радуется не собственной силе, но тому, что он следует за распятым Христом.