– Обложили тебя, Виктор, – сокрушался он. – Со всех сторон обложили… Ты же боевой офицер! Я до министра обороны дойду! Что творится!
Спеццентр расформировывали. Дело передали в прокуратуру московского гарнизона – постарался Банников.
Сам судебный процесс Виктор помнил плохо. Дико болела голова. Запомнилась лишь идиотская речь судейского чина, форменного кретина, талдычившего об интернациональном долге, о дружбе между народами, о чистоте мундира и долге офицера. Без всякой связи он принялся прославлять успехи демократии, прочитал краткую лекцию о вреде алкоголя и, окончательно запутавшись, понес совершенную ересь.
Даже председатель суда не выдержал и стал дергать придурка в погонах за полу кителя. Тот принял этот жест за знак одобрения и растянул свою речь еще на полчаса.
Зато прокурор блистал.
– ..Моральная деградация офицера пагубна и для его подчиненных. Что, как не армия, является примером успехов социализма для наших иностранных друзей! – упивался законник собственным красноречием. – Подсудимый нарушил присягу и спровоцировал волнения среди курсантов, и вот закономерный финал гибель людей…
Прокурор поставил себе задачу приписать Новикову все смертные грехи.
– ..Армия должна очистить свои ряды от подобных элементов! – смазал конец речи прокурор и потребовал наказания, от которого даже у предыдущего оратора при всем его идиотизме глаза полезли на лоб. – Путем поглощения менее строгого наказания я прошу вынести приговор… – прокурор сделал паузу, – десять лет лишения свободы с отбыванием…
– Может, лучше сразу смертную казнь? – Виктор нашел в себе силы, чтобы пошутить.
Официально процесс был открытым. Но никого из сослуживцев старлея в зале военного трибунала не было. Зачитали коллективное письмо офицеров полка, отличную служебную характеристику, послужной список с благодарностями командующего ограниченного контингента Советской Армии в Афганистане, командующего Среднеазиатским военным округом.
Председательствующий заколебался. Вроде бы умело подтасованные факты свидетельствовали против старшего лейтенанта, но, с другой стороны, его биография была безупречно чиста. Генерал-майор юстиции помнил, как накануне процесса ему позвонил крупный чин из Министерства обороны и в разговоре мимоходом обронил:
– Приговор должен быть суровым и справедливым. На доследование дело направлять не надо.
Слуга военной Фемиды был человеком старой закалки.
Начинал служить еще при зловещем Ульрихе, а потому намеки понимал с полуслова.
Для себя судья определил: "Лейтенант кому-то перешел дорогу. Не я, так мои коллеги его посадят и дадут на полную катушку… Пора на пенсию, совесть покусывать стала".
– Подсудимый, вы признаете себя виновным? – Вопрос задавался ради соблюдения судебной процедуры.
– Не признаю… – последовал ответ.
Лейтенант, теперь уже бывший, спокойно выслушал длинный перечень статей, пунктов, подпунктов.
Опытный законник, председатель сумел-таки смягчить обвинение. Зачлись и прошлые заслуги, и боевые ордена, ибо наплевать на это было все-таки неудобно. В конце Концов приговор прозвучал:
– ..Семь лет исправительно-трудовой колонии.., лишение воинского звания… Ходатайствовать перед Верховным Советом Российской Федеративной Республики о лишении правительственных наград Новикова Виктора Борисовича…
"Эх, были бы эти награды у меня на груди, сам бы сорвал их, швырнул под нос судье!.. – вертелась нелепая мысль в гудящей, словно церковный колокол, голове десантника. – Семь лет лагерей! За что?"
С последним звуком, срывающимся со старчески подрагивающих губ судьи, боевой офицер как бы перешагивал невидимую грань, разделившую два мира Там, во втором, были пересыльные тюрьмы, столыпинские вагоны, шмон контролеров и лай сторожевых собак, еда, похожая на помет, хмурые, недоверчивые взгляды сокамерников.
Новиков перешел в иное измерение, пропитанное подлостью, унижениями, тоской и ненавистью;
Тушу свечу, что миру угрожает, Покамест все огнем не запылает.
Сойди
Лишь немногие, чье подлое благополучие зависит от народного горя, делают войны.
Эразм Роттердамский
Степной орел-стервятник дрейфовал, раскинув крылья, на восходящих потоках теплого воздуха, поднимавшегося от прокаленной каменистой равнины киргизского мелкосопочника.
Круглые, с оранжевым ободком, глаза птицы следили за людьми, которые цепочкой растянулись по равнине. Эти двуногие существа редко посещали пустынные владения царя пернатых, и орел ветревоженно выписывал над солдатами широкие круги.
– Падаль выискивает! – Младший сержант Серегин, запрокинув голову, любовался полетом птицы. – Красавец, а питается мертвечиной… Каприз природы!
– Гадина пернатая! – откликнулся замыкающий цепочку Скуридин. Он натер лямками рации плечи и все время отставал, нагоняя товарищей короткими перебежками. – На нас рассчитывает!
– Не каркай, Скуридин! – сплюнул младший сержант. – Слон, возьми у него рацию. Скуридин подыхает…
Голубев остановился, пропуская мимо себя товарищей, молча принял рацию и забросил обе лямки на одно плечо.