Святой: гарпун для Акулы

— Ты на своих японских ходулях до ночи по деревне тягаться будешь, — даже здесь не удержался Николай. — Уральский пастор Шлаг! Зашился в глухомань и проповеди глухим старикашкам читаешь. Пора браться за тебя! В Москве теперь клиники почище западных. Поставят на ноги.

* * *

…Ворох тряпья на кровати зашевелился. Сморщенное, точно печеное яблоко, лицо старухи высунулось из-под груды одеял и старых пальто с изъеденными молью цигейковыми воротниками.

— Кончаюсь, Петрович! — неожиданно густым басом заговорила умирающая. — Намедни охаяла меня Варвара. По-матерному охаяла. У меня сердце-то и захолонулось! Ты кого с собой привел?

Бабка выползла наружу из своей норы.

— Могилу, бабуля, копать тебе пришли! — радостно заявил Серегин.

— Сынки, так я же еще живая! — испуганно пробормотала старуха.

Николай присел на кровать, обнял бабку за плечи.

— Факт, мамаша! Потому и пришли. Кто нам за работу заплатит, ежели ты загнешься? — Разыгрывая бабку, он продолжал:

— Давай ставь магарыч, а мы тебе ямку, куда косточки сложить, в лучшем виде выроем. Глубокую! Пойдем на погост, место укажешь!

Баба Марья сверкнула острыми, совсем не старческими глазенками.

— Охальник! — хихикнула она, оценив юмор. — Петрович! Почто энтих-то привел? Али они из милиции?

Старушка спрыгнула с кровати с поистине молодой прытью.

— Маманя, ты никак самогон гонишь! — донимал хозяйку дома Серегин. — Милиции боишься!

— У нас в деревне отродясь самогона не гнали. А бражка есть! — сказала старуха и стала орудовать ухватом в печке.

По всей видимости, соборование отменялось.

— Батюшку нашего изверги бьют!.. — прогудела хозяйка, забравшись по пояс в печку, и достала оттуда чугунок с каким-то варевом. — А вы, значится, не из милиции?

— Нет! — в один голос недоуменно ответили Святой с Серегиным.

— Вот! Петровича обижают, а милиция пожаловать к нам не может! — проворчала бабка Марья, сноровисто накрывая на стол.

Чугунок дымился не успевшей остыть в печи картошкой, рядом с ним примостилась миска, полная соленых груздей.

— Кто обижает? Жена Василия колотит? — спросил Святой. Он решил, что хозяйка впала в маразм, и решил подыграть ей.

— Василий, чего бабка мелет? — обратился он к молчавшему Голубеву.

— Ахинею несет! — буркнул бывший сержант, пряча глаза.

Старуха вернулась с банкой, наполненной темно-бурой жидкостью.

— Поминки будем справлять? — усмехнулся Серегин.

Старуха расхохоталась сочным, заливистым басом, от которого мухи перепуганно забились об оконное стекло. Гости пытались было отвертеться от подозрительного на вид напитка. Но баба Марья веско заметила:

— Грех от угощения отказываться. Садитесь, мальцы, за стол без лишних разговоров. Наливайте!

Она широким жестом указала на трехлитровую банку, — Сухая ложка рот дерет!

Бражка была кислой, как яблочный уксус. Голубев, сославшись на указания врачей, отказался. А баба Марья пила наравне с гостями. Она, что называется, с места взяла в карьер.

Через полчаса банка опустела. Старушенция перевернула посудину вверх дном и вылила из нее осадок в стакан Серегину. Видимо, хозяйке приглянулся этот весельчак.

Дегустирование осадка окончилось плачевно. Несмотря на предостерегающие знаки Голубева, Николай выпил свой стакан. Эффект последовал незамедлительно.

Любитель розыгрышей скорчился в позе, которой позавидовал бы индийский йог, опрокинул с грохотом колченогий табурет и под смех всего собрания опрометью выскочил во двор.

— Прополоскал кишки? — ласково встретила его бабуля.

На столе красовался новый полный сосуд с бурым зельем.

Превозмогая подступившую к горлу тошноту, Николай просипел:

— Ну, мать, ты даешь! По тебе поминки черти справлять будут!

Забавные посиделки у бабы Марьи окончательно вывели желудок Серегина из строя, но подняли настроение друзьям бывшего спецназовца. Когда все вдоволь насмеялись, товарищи попросили Николая на обратном пути заехать в церковь.

— Крышу перекрыть шифером надо! — делился заботами Голубев. — Епархиальное управление средств не выделяет, а с пенсионеров что возьмешь? Дожди заливают храм божий.

Алтарь каменный, ему ничего не станется. Иконостас жалко.

Погибнет!

Святой с внутренним трепетом разглядывал темные лики неизвестных ему святых. Вера бывшего сержанта одновременно восхищала его и оставалась непонятной.

Святой не мог постигнуть ее смысла, но понимал, что только вера давала Василию силы переносить физические страдания и продолжать жить. И то сказать: человек столько пережил, но не выглядел подавленным, опустившимся инвалидом, дожидающимся смерти. Напротив, он строил планы на будущее.

— Колокол заказать мечтаю! — говорил Василий, и лицо его озарялось светлой улыбкой. — В городе мастера готовы бесплатно отлить! На медь и перевозку деньги уже собираю.

Попроси Колю пожертвовать! Пашка переводы шлет, Иван деньги прислал, но я ему обратно отправил. От себя ведь отрывает!

Потенциальный пожертвователь при разговоре не присутствовал, поскольку сидел со спущенными штанами в ближайших кустах. Угощение бабы Марьи продолжало сказываться.