Святой Грааль

Томас нырнул вслед за каликой в темный ход, пошел, где пригибаясь, где опускаясь на четвереньки. Ход поднимался круто, иной раз приходилось карабкаться почти по отвесной стене. Воздух постепенно теплел, сырость уходила. Томас разогрелся, взмок, наконец выдохнул со злостью:

— Что идем наверх, чую! Но ты уверен, что выход там есть? Муравьи что-то совсем перестали попадаться!

— Разве обязательно возвращаться именно в то же место?

Томас хотел сказать, что, конечно же, необязательно, главное — выбраться наверх, а там хоть в лесу, хоть в жаркой пустыне, хоть посреди кочевья страшных кровожадных печенегов, но в голосе калики почудилась издевка. Он помедлил, и перед глазами возникла горка золотых самородков, которые оставил в сотне шагов от входа в муравьиную нору!

— Ладно, — ответил он с усилием, — где выйдем, там выйдем. Лишь бы солнце!

Олег сказал задумчиво:

— Тогда придется задержаться… Сейчас наверху еще ночь.

— Сэр калика!

— Иду-иду, — ответил Олег, слыша опасные нотки в голосе измученного рыцаря. — Звезды тоже для кого-то солнце.

Олег протянул руку, пытаясь помочь Томасу карабкаться: тяжелая броня — не легкая рубашка, но рыцарь с негодованием отстранился, лишь спросил сипло:

— А скоро выход?

— Скоро, — успокоил Олег торопливо. — Так говорят обереги.

— Так говорил Учитель, — пробормотал Томас себе под нос.

— Что-что? — переспросил Олег удивленно.

— Так часто говорил мой наставник… — объяснил Томас. — Когда я учил обязательный для рыцаря квадривиум. Бывал ли Христос у этих муравьев?.. В святой книге ничего не сказано, но ведь Христос удалялся на сорок дней в безлюдную пустыню, где его искушал Сатана? Теперь я знаю, чем искушал…

Светящаяся облицовка стен давно кончилась, они пробирались в полной темноте. Когда Томас задевал головой или плечами стены, а задевал постоянно, сыпалась земля, камешки, однажды хлынула грязная вода, вымочила с головы до ног.

— Не могли укрепить стены! — ругался Томас. — А еще муравьи! Хоть и геродотовы. Трудолюбивые, старательные… Хорошие хозяева давно бы сделали.

— Мы давно вышли за их муравейник, — успокоил Олег.

— Зачем?

— Томас, ты вынослив, как боевой конь, но тебя пришлось бы тащить на себе. А мне холка дорога.

— Здесь ближе?

— Полверсты.

— С гаком?

— Ну… с крохотным.

— Тогда мили две, — решил Томас. Он шарахнулся в темноте так, что зазвенели доспехи и затряслась скала, а за их спинами прогремел обвал, сказал нехотя: — Ладно, пошли по прямой. Как ворона летит!

Калика каким-то образом ориентировался, постоянно подавал голос, предупреждая о ямах, выступах. Иногда в темноте хватал Томаса, всякий раз пугая до вопля, втаскивал в узкую, как мышиная норка, щель, которую Томас ни за что не отыскал бы, а бился бы здесь остаток жизни, как козел о ясли.

— Скоро? — спрашивал Томас в который раз. Руки калики теперь не отпускали, и Томас не находил сил, чтобы отпихнуться.

Когда впереди забрезжил свет, Томас сперва решил, что чудится: уже давно перед глазами плавали светлые пятна, но калика тащил, понукал, ругался, и Томас из последних сил карабкался, хватался за камни, подтягивал тяжелое тело, упирался ногами, снова слепо шарил растопыренными пальцами.

Он вывалился на поверхность, упал на спину, глядя вытаращенными глазами в небо, такое яркое от звезд и щербатой луны. Рядом хрипло дышал калика. Томас услышал прерывающийся голос:

— Никогда бы не поверил… до чего гордость доводит… Сэр Томас… ты герой! Рыцари Круглого стола тебе в подметки…

— Сэр калика, — протестующе шепнул Томас, но чувствовал себя польщенным.

Справа и слева росли кусты, впереди гребень закрывал вид, но Томас видел голую главу высокой горы. В ту сторону пронеслась бесшумная тень ночной птицы, совы или филина. В темноте пискнуло, снова стихло.

Возле Томаса нерешительно засюрчал кузнечик, Томас повернул голову: крохотный зеленый певун сидел на травинке в футе от лица — толстенький, с надутым брюшком, косился на огромное чудовище настороженно, но упорно водил зазубренной лапкой по краю жесткого крыла.

Томас растроганно улыбнулся. Кузнечик явно трусит, испуганно таращит огромные глаза, усики дрожат от страха, но верещит свою песенку, храбро отстаивая свой участок, свои земельные владения, свой замок от вторгшегося в его земли чудовища. Томас потихоньку отодвинулся, ибо если спугнет отважного воина-певца, тот останется без владений: другие земли заняты и поделены, придется бедному либо идти в наймы, либо превратиться в странствующего рыцаря.

— А что плохого быть странствующим рыцарем? — сказал он вслух и удивился своему хриплому каркающему, как у старой простуженной вороны, голосу.

Рядом, зашевелился, тяжело поднялся и сел калика. Лицо было мокрое от пота, в потеках грязи.

— Верно глаголешь. Кто хоть раз обошел вокруг хаты, уже умнее того, кто не слезает с печи.

— Сэр калика… куда нас вынесло? Горы, не степь…

— Одна гора, — поправил Олег. Он с силой потер ладонями лицо, пытаясь согнать усталость, но лишь размазал грязь. — За ней тянется степь без конца и края… Но дела плохи, сэр Томас.

— Опять? — простонал Томас.