Святой Грааль

Томас торопливо вылез, мокрый натянул вязаную одежку, влез в доспехи. И лишь тогда взглянул калике в зеленые глаза, что сейчас были темными как два лесных озера:

— А ты?

Олег покачал головой:

— Незачем мне в Киев… Я отшельник, пещерник, а все пещеры — на этом берегу.

Они обнялись, калика отвернулся и быстро пошел прочь. Томас молча наблюдал как высокая фигура постепенно источалась в лунном свете, напоследок блеснули искорки на отполированной рукояти меча, и все растворилось в темноте.

На душе было тоскливо, хотя не однажды за бродячую жизнь странствующего рыцаря приходилось расставаться с прекрасными друзьями. Кто погиб, кто осел на пожалованной земле, кто вернулся в родной замок, кто просто ушел вот так, коротко обнявшись и пожелав счастья, чтобы когда-то в старости бегло вспомнить старого друга и дальние края…

Вздохнув, Томас снова сел на краю причала. Есть уже не хотелось, он вздохнул, опустил остатки хлеба и мяса на широкие мягкие листья, похожие на слоновьи уши. С первой переправой надо попасть в город, купить коня, а лучше — двух и спешить через цивилизованные страны, дабы успеть ко дню святого Боромира. Благодаря смоку-дракону половину дороги проделал за двое суток, теперь в запасе по крайней мере неделя!

Ночь медленно уходила, на востоке едва заметно заалел край. Глаза рыцаря, привыкшие к темноте, рассмотрели нежнейшие оттенки.

Ему показалось, что за спиной скрипнули бревна. Обрадованный, что калика что-то забыл и возвращается, он резко повернулся. В глазах блеснуло, тугая петля упала на плечи. Томас ухватился за меч, в голове грохнуло, он выронил оружие и упал лицом вниз на мокрые бревна.

Очнулся почти сразу, пытался вскочить, но лишь дернулся, туго стянутый в гусеницу. Над ним двигались в рассветном сумраке неясные фигуры. Томас различил голоса:

— Зарезать бы… Таких вообще надо в спину!

— Трусишь?

— А ты? Я супротив такого не встану лицом к лицу за все золото мира!

Шаги приблизились. Томас с трудом вскинул голову, перекосившись от резкой боли в затылке. Перед его лицом были охотничьи сапоги, тускло блестели шпоры. Он повернул голову, сжимая зубы, чтобы не стонать.

Знакомый голос, странно шипящий, проговорил сверху:

— Ну, сэр Томас… что скажешь на этот раз?

Над ним стоял, опершись на одну ногу, странный человек, от которого Томаса бросило в дрожь, заморозило кровь в жилах. Горбатый, левое плечо выше правого, обе руки в свежих шрамах, левая рука оканчивалась красной культяшкой, из которой торчала белая кость. Он был в бесформенной одежде, всю голову скрывал сплошной шлем.

— Бог долго терпит, — прохрипел Томас, — но все-таки бьет, сэр Горвель!

— Хорошо бьет тот, за кем последний удар, — прошелестел сиплый голос Горвеля из-под железной маски.

Второй человек сказал тревожно:

— Давайте сейчас же прирежем! Я боюсь.

Горвель просипел:

— Сейчас подойдет член Совета Семи Тайных. Он только взглянет, нет ли в нем магической мощи…

— Но с магией был связан лишь тот, который ушел!

Горвель бросил сипло, зло:

— Я уже чувствую ее шаги! А потом сразу зарежь.

Воин пнул Томаса, сказал зло, скривив губы:

— Наконец-то ты расстался со своим приятелем! Ты, закованное в железо чучело, не знаешь, что только его я, Черный Воин, считал равным по мощи. Правда, он однажды ранил меня, оставил этот шрам на лице, но тогда у меня подвернулась нога… Он уничтожил мое хазарское войско, которое я вел на царя Румала… истребил десять братьев, владык восточных царств, из нашего рода остался только я и мой старший брат Карганлак… Ты дурак, что расстался с ним!

Сквозь плеск днепровских волн послышались легкие шаги. На причале появилась миниатюрная женщина: в мужском плаще, с надвинутым на глаза капюшоном, который тут же сдвинула на плечи. Хрупкая, с невинным бледным лицом и удивленно вскинутыми бровями. Крупные карие глаза смотрели обиженно, Томасу захотелось немедленно укрыть ее от опасности, спасти даже от утреннего холода и речной сырости.

Она взглянула коротко, сказала хрипловатым низким голосом, от которого у Томаса сладко защемило сердце:

— Не нуждаюсь… но все равно спасибо. Горвель, где чаша?

Горвель, кряхтя, нагнулся, поднял мешочек Томаса:

— Здесь!

Она взяла мешок, даже не взглянула, коротко кивнула в сторону Томаса:

— Зачем он здесь?

— Ждали вас, — ответил Горвель очень почтительно. — Он чересчур живуч, странно живуч… Нет ли в нем магии?

Миниатюрная женщина внимательно посмотрела на Томаса, невидимые пальцы пробежали по его груди. Он поежился, напуганный тем, что ее пальцы проникли под тяжелые доспехи, замер в страхе: кончики пальцев быстро ощупали сердце, мозг… Глаза женщины потемнели, она проговорила сдержанно:

— Магии нет. Но отвага и сила духа безмерны!

Плотно прижимая мешок, она пошла обратно по причалу. Горвель сказал почтительно, однако в голосе звучала тщательно скрытая издевка:

— Ваша Мощь, мы могли бы уйти вместе…

Она холодно оглянулась через плечо. Голос был резок как бритва:

— Горвель, вы еще даже не гроссмейстер! Вы пока еще ближе к простому палачу, чем к членам Семи Тайных.