– Уничтожьте этих собак! Растопчите их всех до единого! – выпучив глаза, ревел де Парси.
В считанные минуты всё было кончено.
– Слава пречистой Деве! Вы опять одержали лёгкую победу, граф! – воскликнул епископ, разглядывая корчившихся на земле разбойников.
Из ворот маноры выехал рыцарь. Он не был закрыт доспехами, только стёганая поддёвка, порванная на груди и пропитавшаяся кровью, была на нём.
– Наш господин барон Оливье де Эно выражает вам глубочайшую благодарность! – учтиво поклонившись, произнёс он. Он был смертельно бледен, рана отняла у него немало сил. Но он держался прямо.
– Значит, эта манора принадлежит мессиру де Эно?
– Именно так, ваша светлость, – ответил рыцарь. – Мой господин нижайше просит вас не отказать ему в гостеприимстве. Сам он, увы, получил ранение в ногу и не в состоянии выйти вам навстречу.
– Что ж, мы с удовольствием примем его приглашение.
– К сожалению, весь дом пропах гарью, – рыцарь мотнул головой в сторону сожжённых крестьянских хижин, – поэтому застолье не получится изысканным. От имени моего господина я заранее приношу извинения вашей светлости.
– Война придаёт всему свой запах, – ответил де Парси и мрачно улыбнулся.
– Это даже не война, – печально отозвался рыцарь. – Сброд безумных мерзавцев схватился за вилы. Смерды…
– Приходится констатировать, что и чернь может стать грозной силой, – включился в разговор барон де Белен. – Не подоспей мы, вскоре здесь горели бы не только деревенские дома, но и ваше укрытие.
– Да, натиск был ужасен.
– Мы видели такое же нашествие у стен Сен-Пуана.
– Не понимаю, откуда они взялись, – вздохнул рыцарь. – У многих на груди нашиты кресты.
– Крестоносцы. Начало великого похода в Иерусалим. Папа призвал всех, а первыми, как водится, откликаются те, у кого ничего нет. Эту мразь ничто не удерживает. Они двинулись в поход, не обзаведясь даже оружием, похватали вилы и топоры, по дороге грабят и убивают всех, не щадя никого, насилуют женщин. Нам довелось видеть уже десятки разорённых селений. Люди озверели. Всюду гниют трупы… Вам повезло, что у нас сильный отряд. А где же ваши люди?
– Часть рыцарей отправилась в Париж, где король собирает армию. Впрочем, здесь никогда не было сильного гарнизона…
Так, обсуждая случившееся, они вошли в дом и сразу погрузились в уютную прохладу каменных сводов.
На первом этаже располагались кухня и небольшой зал для приезжих; в каждом углу этого зала были выделены отгороженные пространства, обставленные полками, лавками, переносными стульями. Одни из этих закутков предназначались для аудиенций, другие – для хранения архивов, в третьих вершились судебные дела. Перед камином, над которым нависал огромный вытяжной колпак, украшенный массивным гербовым щитом, на полу валялись куски окровавленных тряпок, набросанная рваная обувь, несколько опрокинутых кубков – здесь, вероятно, ухаживали за ранеными.
Пока рыцари графа де Парси рассёдлывали коней и выставляли пикеты, дабы избежать внезапного нападения какой-нибудь очередной орды, граф с приближёнными поднялся на второй этаж, чтобы поприветствовать хозяина дома. Там находился зал для общих собраний. В западной его части была устроена спальня, отгороженная от общего пространства тяжёлыми гардинами. Обстановку зала составляли скамьи с низкими спинками и массивными подлокотниками, лёгкие передвижные стулья, камышовые циновки и ковры, занавески на окнах и дверях. Большой стол был прикреплён к полу. Возле окон всё ещё стояли вооружённые арбалетами мужчины.
Оливье де Эно сидел в кровати. Ван Хель сразу обратил внимание на его туго перевязанную ногу. Бледность лица барона де Эно говорила о его скверном самочувствии. Возле кровати находились священник и молоденькая девушка, почти совсем девочка. Чуть в стороне блестел в солнечном свете медный таз с окровавленной водой.
– Благодарю вас, мессиры! – Оливье де Эно заставил себя улыбнуться. – Ваше появление было как нельзя более кстати. А я уж решил, что всей моей челяди пора исповедоваться.
– Его светлость граф де Парси всегда счастлив оказать помощь добрым христианам! – воскликнул выступивший вперёд барон де Белен.
Де Эно тяжело кивнул и сделал девушке знак удалилиться. Она шустро подхватила таз, бросила в него какую-то тряпку и бесшумно скользнула прочь.
– Сначала этих мерзавцев было мало, не больше двадцати, – устало шевельнул губами де Эно, – и я никак не ожидал от них ничего подобного. Обыкновенные бродяги, вонючие, слюнявые, облепленные мухами. Требовали хлеба и вина. Не просили, а требовали! Угрожали! Я велел им убраться, но они внезапно набросились на меня, стащили меня с коня и едва не разорвали на куски. А потом кто-то взмахнул топотом. Удар пришёлся по ноге… Пусть их души горят в вечном огне! Мои слуги едва успели вызволить меня, как на дороге появилась целая лавина других оборванцев…
– Пресвятая Церковь поднесла нам всем худший из подарков, призвав чернь к священному походу, – произнёс кто-то из-за спины графа де Парси.
Оливье де Эно слабо отмахнулся от этих слов.