Святой Грааль. Во власти священной тайны

Уэйс, один из самых ранних авторов, создавший поэтическую версию истории об Артуре, написал поэму о Деве Марии. Подобные поэмы были процветающим и популярным жанром, который делал доступным для постоянно ширившейся аудитории материал, познакомиться с коим могли только умевшие читать по-латыни. Значительная часть фактологии поэмы Робера заимствована им из апокрифов, но печать гениальной одаренности — и это при том, что его поэзия не всегда идеал совершенства — проявляется даже в том, что это несомненно религиозное произведение, адресованное мирянам, может быть сопоставлено по стилистике с новомодными рыцарскими романами, в частности, возникшими после того, как последнее творение Кретьена поставило вопрос о духовной оценке роли рыцарей и рыцарства в тогдашнем обществе. Робер сознательно дает своему творению название произведения Кретьена, которое представляло собой всего лишь повесть о Граале («Le Contes del Graal»)[47]. Это различие на первый взгляд является малосущественной тонкостью, однако оно вполне реально и во многом влияет на характер прочтения нами текста Робера де Борона и восприятие контекста, в котором оно фигурирует.

Насколько мы можем судить, Робер задумал свое творение как трилогию, начинающуюся с ранней истории Грааля («Иосиф Аримафейский», затем — история Мерлина[48] и Артура и, наконец, история Персеваля, завершающаяся тем, что рыцари Круглого Стола покидают двор Артура, а сам Артур умирает)[49]. Оригинальный авторский вариант произведения (который мы назвали «Роман об истории Грааля») был написан стихами[50]; от него до нас дошла лишь первая часть, повествующая об Иосифе Аримафейском, и первые пятьсот строк истории о Мерлине. Впоследствии роман был переработан в прозаическом варианте; и до нас дошло немало экземпляров первых двух частей — об Иосифе Аримафейском и о Мерлине. Однако что касается прозаической версии «Персеваля», то она сохранилась всего лишь в двух списках, существенно отличающихся друг от друга во многих деталях.

Робер де Борон начинает и кончает свое повествование Граалем; и хотя у него можно найти немало всевозможных приключений и даже историю самого Артура, тем не менее центральное место в его повествовании занимает Грааль. Он вводит нового героя — так называемого «героя Грааля» в лице Иосифа Аримафейского, и хотя в то время могли реально существовать легенды, которые уже как бы предваряли связь Иосифа Аримафейского с чашей Тайной Вечери, Робер вполне мог выбрать Иосифа именно потому, что тот изображен в Новом Завете в качестве декуриона — воинское звание, которое впоследствии стало отождествляться с советником.

Переводы латинского текста Нового Завета обычно стремятся завуалировать его полувоенный статус, но Роберу, вне всякого сомнения, был знаком именно латинский оригинал, а не перевод на местное наречие. У него Иосиф выступает в роли soudoire (солдата, воина), чем и объясняется его ролевая и социальная близость к тому самому классу рыцарей, для которых и писались рыцарские романы.

В начале повествования мы узнаем, что сосуд (чаша), в котором Христос преломил хлеб во время Тайной Вечери, забрал из дома, в котором собирались ученики Господа, один из евреев, участвовавших в аресте Христа. Чаша была передана Пилату, который, в свою очередь, не желая иметь у себя ничего из того, что принадлежало Иисусу, отдал реликвию Иосифу Аримафейскому. В эту-то чашу Иосиф и собрал кровь, стекавшую с тела Христа, когда он омыл Его после снятия со Креста. Когда же тело Христа после Его славного Воскресения исчезло из гроба, Иосиф был брошен в тюрьму. Однако Господь явился ему, принеся с Собой ту самую чашу, и поведал ему, что Он воскрес из мертвых. Он вручил чашу Иосифу и объявил, что тот должен отслужить торжественную службу в честь Его Распятия: «Иосиф, ты снял Меня со Креста. Тебе хорошо известно, что Я совершил Тайную Вечерю в доме Симона прокаженного, где Я и объявил, что вскоре Мне предстоит быть преданну от людей. Как Я сказал тогда за столом, надлежит поставить несколько алтарей, чтобы приуготовить во имя Мое причастие, которое должно служить напоминанием о Кресте. Сама же чаша причастия будет напоминанием о том каменном гробе, в который ты положил Меня, а дискос, который ты поместишь поверх чаши, будет напоминанием о крышке, которой ты закрыл Меня, а ткань, называемая корпорал (антиминс), да будет напоминанием тех погребальных пелен, которыми ты обвил тело Мое. Все, что ты совершил, будут помнить до скончания времен. И все, кто увидит ту чашу и удостоится побыть с ней рядом, обретут радость и совершенство в душе своей. И все те, кто примет эти слова всем сердцем, обретут благодать и милость как в сем временном мире, так и в очах Отца Нашего, никогда не станут жертвами несправедливости и не будут лишены законных прав своих».

До сих пор Робер де Борон называл чашу Тайной Вечери просто «чаша», но теперь он называет ее Граалем и делает это так, чтобы подчеркнуть ее могущество и особый сакральный статус: