Святой Грааль

Шарль Толстяк видел со своего коня, как Хель умело отразил нападение нескольких разбойников. Как всегда, Хель дрался легко, словно играючи. На его лице застыла едва уловимая улыбка снисходительности по отношению к разбойникам. Они были умелыми и сильными бойцами, но для Хеля их мастерство не представляло угрозы. Ни один вражеский клинок не коснулся его. И всё же Толстяк следил за схваткой, внутренне сжавшись. Слишком яростно наседали альмогавары, слишком много их было на том конце обоза даже для неуязвимого Хеля. Но не сверкающие мечи и копья оказались опасны для искусного воина, а обыкновенная случайность…

Два столкнувшихся конных рыцаря опрокинулись навзничь, их тяжеловесные кони — смолянисто-чёрный и белоснежно-белый — перевернулись, забили ногами. Мощные копыта со свистом рассекали воздух, угрожая проломить голову каждому, кто попадёт под них. Рыцари с трудом поднимались на ноги, путаясь в своих плащах, когда в них воткнулись короткие стрелы, пущенные из арбалетов. Опрокинувшиеся кони вспрыгнули, мотая головами и звеня сбруей. Чёрный жеребец шарахнулся в сторону от своего охнувшего хозяина и сбил с ног длинноволосого разбойника. Тот взмахнул рукой и ткнул клинком в шею животного. Конь чёрной тенью взвился над сражавшимися, лягнул кого-то задними ногами, ударил передними, завалился на бок, придавив третьего бойца, вновь поднялся, брызгая кровью и, перекувыркнувшись, налетел всей массой на Ван Хеля. Хель отпрянул, и в то же мгновение ему в грудь ударила стрела.

Шарль Толстяк вскрикнул и замер, не веря своим глазам.

Бившийся в агонии чёрный жеребец подмял под себя Хеля, и они вдвоём полетели в пропасть.

— Ван Хель! Мой друг! — застонал Шарль, и по его щекам заструились слёзы.

Он неуклюже соскочил на землю и побежал к обрыву, но поднятая пыль и устремившаяся в бездну лавина мелких камней не позволили ему разглядеть ничего.

— Ван Хель! Ван Хель! Как же так?! — всхлипывал Шарль. — Ведь ты говорил, что неуязвим… Как же так…

Проскакавший мимо всадник сильно толкнул Шарля, и Толстяк упал, порезав ладони об острые камни на дороге.

— Ван Хель! Где ты, друг мой?! Погиб! Убит!

— Убит! — эхом откликнулись несколько голосов. — Граф де Парси убит! Солдаты, сюда! Отобьём тело его светлости! Не позволим разбойникам надругаться над благочестивым христианином!

Шарль с трудом поднялся.

— Гибельное место, — прошептал он, стряхивая впившиеся в ладони каменные крошки, — дьявольское место, дьявольское время…

* * *

Когда Шарль Толстяк вошёл в покои Изабеллы, её не было. Она не знала о возвращении отряда де Парси в замок, не слышала ничего о побоище на горной дороге, не догадывалась о гибели Ван Хеля.

— Она уехала неделю тому назад, — сказала служанка.

— Далеко ли она направилась?

— Решила навестить семью.

— Что ж она, не слышала о разгроме рыцарей его светлости?

— Гонец прискакал на следующий день, — пояснила служанка, виновато глядя в пол, и едва слышно добавила: — Горе-то какое! Горе!

— Семь дней, как уехала? — переспросил Толстяк.

— Точно так, — кивнула девушка.

Он утомлённо вздохнул и тяжёлыми шагами вышел в тесный коридор.

Вечером Толстяк купил небольшую повозку, запряжённую понурой клячей, и двинулся следом за Изабеллой.

«Как я скажу ей? Сумею ли я? Нет, мой язык не привык сообщать о смерти. Но ведь кто-нибудь должен рассказать ей… Кто-нибудь… А нужно ли? Может, нет никакой надобности? Может, пусть она живёт в мечтах, в ожиданиях? Пусть ждёт Ван Хеля до конца своих дней… Нет, так нельзя. Это не по-христиански. Лучше уж я расскажу о его гибели. Она должна знать. Она забудет, время всех излечивает от любых ран. Пусть Изабелла горько поплачет, но со слезами уйдут страдания… А потом, когда её сердце успокоится, она обратит взор к другим молодым людям, полюбит кого-нибудь, станет женой, родит детишек… Да, так и должно быть… А потери… Что ж, жизнь состоит из потерь и находок. Мы находим гораздо больше, чем теряем. Если бы не так, то жизни просто не было бы…»

Всю дорогу Шарль представлял встречу с Изабеллой, но, когда встреча произошла, он не знал, что сказать…

Он стоял перед девушкой, пыхтя и шмыгая носом.

— Что случилось, Шарль? — спросила Изабелла.

Он сокрушённо покачал головой.

— Плохие новости…

— Что-нибудь с Ванхелем? — заволновалась девушка. — Говорите же! Чего вы молчите?!

— Ван Хель… Он погиб…

Изабелла не поверила. Толстяк подробно рассказал о нападении альмогаваров, и девушка выслушала монаха молча, ни разу не перебив вопросом.

— Не верю, — сказала она, когда Толстяк замолчал.

— Но я сам видел.

— Не верю… Ванхель не может умереть…

— К сожалению, все мы смертны, дорогая Изабелла. Знаю, что вам нелегко принять мои слова, но то ущелье…

— Не верю!

— Тот обрыв… Изабелла, там невозможно выжить… Бездна…

— Не верю…

— Я сам не верю… Но я же видел, вот этими глазами видел, как мой добрый друг сначала был придавлен конём, затем в него вонзилась стрела, а потом он сорвался в пропасть… Всё это ужасно, дитя моё, но такова жизнь. Каждый день я молюсь о душе Ван Хеля…