Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие

Время происхождения греческого произведения, послужившего источником для трех сообщений о жизни св. Григория Неокесарийского, В. Риссель относит к первой половине IV века, точнее, к 300–325 гг. (S. 240). С одной стороны, легендарный характер повествования требует, чтобы от смерти Григория Чудотворца до его coставления прошло несколько десятилетий; с другой стороны, и Григорий Нисский едва ли переработал бы в своем панегирике совершенно новое произведение. Это произведение в своем греческом тексте легко было забыто, после того, как панегирик Григория Нисского передал его содержание в изящной форме. Для сирийской обработки terminus ad quem — в дате рукописи, в которой она получена: по авторитетному суждению W. Wright’a — от VI в.; а terminus а quo — в выражении „монахи“(§ 4) и в упоминании Григория Назианзина.

Л. Кёчау, писавший по поводу предположений В. Рисселя, на основании разбора доводов последнего пришел к совершенно иному заключению: предположение В. Рисселя об общем письменном первоисточнике, который использован Григорием Нисским, сирийцем и Руфином должно считать не доказанным; скорее соприкосновение различных авторов может быть объяснено только из обработки одного и того же устно широко распространенного материала сказаний. При этом устанавливается, что из авторов, обрабатывавших это устное предание, наиболее первоначальный материал предлагает именно Григорий Нисский, похвальная речь которого отчасти еще содержит исторические данные, перемешанные с легендарными сказаниями. Значительно потемненное и риторически еще более разукрашенное предание мы находим уже у Руфина, младшего современника Григория Нисского. Но гораздо большие уклонения от первоначального вида сказаний обнаруживает повесть сирийца: исторического здесь совершенно нет; вместо него в повесть проникли грубые исторические ошибки, чудесное умножено и усилено, отдельные сказания являются расширенными, другие сильно измененными. Если даже некоторые из этих различий можно отнести на счет составителя сирийского жития, то остается однако еще так много, что мы должны считать сирийскую обработку значительно позднейшею по сравнению с греческою. Так как сирийская рукопись, которая содержит житие, по W. Wright’y, принадлежит VІ веку, то оригинал следует отнести ко времени около конца V в. Руфин стоит между Григорием Нисским и сирийцем, но ближе к первому, чем ко второму (S. 248–249).

Таково положение вопроса о взаимном отношении существующих житийных повествований. Как видно, вопрос ставится не о том только, какое произведение служило источником для них, но и об исторической ценности повествований. Последний вопрос имеет для нас, конечно, большее значение, чем первый, но не лишено научного историко–литературного интереса и решение первого вопроса. Необходимо тщательно взвесить оба изложенные взгляда, чтобы придти к обоснованному заключению о значении житий. Наиболее наглядным и убедительным способом для этого может служить детальное сопоставление отдельных повествований. Мы рассмотрим их в том порядке, как они изложены у св. Григория Нисского, при чем постоянно будем иметь в виду взгляды, высказанные В. Рисселем и П. Кёчау [147].