Символ св. Григория Чудотворца открывается исповеданием единства Божия — εΐς Θεός. Далее то же εις повторяется в приложении ко второму и к третьему Лидам Св. Троицы: εις Κύριος и εν πνεύμα άγιον. Это εις несомненно вызвано символьной формой исповедания, так как во всех почти сохранившихся символах восточной Церкви читается: πστεόω εις ενα θεόν, и в большинстве из них εν стоит также и пред πνεύμα άγιον. В западных символах соответствующее „unum“или „unicum“находится довольно редко [840]
(y Тертуллиана, Прискиллиана, в символе, составленном православными епископами на соборе в Аримини и нек. др.). Эту особенность восточных символов отметил уже Руфин [841]. В виду этого нет необходимости предполагать точно определенную цель указания на единство, напр., против гностиков [842]; скорее можно думать, что св. Григорий в данном случае следовал восточной практике и в частности направлял εΐς против языческого многобожия, которое было сильно в понтийской стране, в смысле I Kop. VIII, 8:В символе св. Григорий не входит в более подробное раскрытие учения о Боге, — он не прибавляет здесь обычного в древне–восточных символах определения: Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого (παντοκράτορα, ποιητήν ουρανού τε καί γής, ορατών τε πάντων καί αοράτων). Но в других своих произведениях он дает достаточно черт, на основании которых можно заключать, что в этом отношении он стоит на общей с Оригеном точке зрения. Сущность Божия, — говорит он в послании к Евагрию, — совершенно проста и неделима, по самому естеству имея в себе простоту И бестелесность (άπλή πάντως έστι καί άμέριστος ούσία, τό άπλούν καί άσώματον έκ φύσεως έκτυχών) [843]
. „Божественная и нераздельная сущность совершеннейшего неделима И однородна (αδιαίρετός έστι καί μονοειδής) [844]. И в трактате к Феопомпу (§ 4): „Естество Божие неизреченно и неизъяснимо, не имеет подобия ни с чем“(ineffabilem et inexplicabilem Dei naturam… esse, cum qualibet re sirailitudinis expers) [845]. Отсюда естественнный вывод, что сущность Божия собственно и неименуема: предметы умопостигаемые. хотя носят и мириады имен (так как у каждого народа они носят очень много имен), однако чужды всякого наименования, потому что для предметов мысленных и бесплотных нет никакого собственного имени. Ибо как можно назвать собственным именем то, что не подпадает под наши взоры и совершенно не может быть схвачено человеческими чувствами?“ [846]. Бог настолько возвышен над всем, что человек не только не может постигнуть Его, но даже достойным образом воспеть Его. Если бы даже он принес всего себя, в состоянии возможно высшей чистоты, светлости и непорочности и без всякой примеси несовершенства, и тогда с своей стороны он не принес бы достойного дара в честь и в воздаяние Правителю и Виновнику вселенной: „восхвалить его по достоинству никогда не мог бы ни каждый в отдельности, ни даже все вместе, даже если бы все чистое сделалось единым и тем же, вышло из себя и, собранное в едином духе и в едином согласном устремлении, обратилось к Нему“ [847]. Надлежащую меру приличествующей Ему хвалы может исполнить только Тот, Кого Сам Отец всего соделал единым с Собою — сущий в нем Бог Слово [848].Св. Григорий именует Бога, „первым Умом“(ό πρώτος νούς) [849]
в согласии. с Оригеном, который называет его „умом“, „всецелым умом“ [850], и Дионисием Александрийским, по которому Отец — величайший и всецелый Ум [851].