Святой и грешница

Вечером ее отец был в хорошем настроении и, несмотря на запрещенное время для охоты, со своими рыцарями и капелланами отправился в лес. Его соколы и ястребы украсили вечерний стол двумя фазанами, перед которым епископ даже не зашел в базилику. Все сидели в большом зале, слушали игру музыкантов и развлекались фривольными историями. В конце две темнокожие женщины, которых Элизабет посчитала цыганками, танцевали на столе так, что их юбки высоко подлетали и можно было любоваться их стройными ногами, но при этом ни одна тарелка и ни один бокал не разбились. Епископ восторженно хлопал в ладоши и в конце представления, подозвав девушек, засунул им в декольте несколько монет, погладив грудь. Улыбнувшись, они поблагодарили и ушли. Епископ велел налить ему крепкого красного вина с южных склонов Вюрцбурга, громко отрыгнул и опустился на удобный мягкий стул.

— Какой чудесный день, — подытожил он.

Рыцари согласились с ним и подняли бокалы. Капелланы и викарии, похоже, тоже не нашли недостатков в этом дне, довольно погладили свои животы, выпирающие из-под длинных одеяний. Элизабет молча смотрела на остаток фазаньей ножки на своей тарелке. Неужели здесь всегда так? А она была слепа или ее это не беспокоило? Сейчас в ней все больше крепло отторжение: некоторые мужчины были еще более пьяны, чем посетители борделя, и вели себя не намного лучше. Один из викариев посадил себе на колени упитанную служанку, рыцарь Иоганн фон Малькос обнимался с незнакомой девушкой, в то время как его супруга сидела дома с детьми.

Наконец епископ поднялся и позволил своей свите расходиться. Черноволосая женщина снова обняла его, вызывающе глядя на Элизабет. Если так и дальше пойдет, то борьба за власть между ними будет неизбежна. Возможно, ей следовало бы сейчас все выяснить. Элизабет подошла к ним.

— Да, дитя мое? — дружелюбно спросил епископ и улыбнулся ей. — Очень жаль, что ты не отправилась с нами на охоту. Раньше ты всегда ездила и была смелой всадницей!

Элизабет ничего не ответила на его слова, попросив вместо этого поговорить наедине. Как и ожидалось, черноволосая начала ныть, обвившись вокруг епископа, как плющ вокруг дерева.

— Разве мы не собирались в ваши покои? Разговоры, все время одни разговоры! Это не потерпит до завтра? — Этот шепот заставил Элизабет сжать кулаки.

— Ты ревнуешь? Потому что она получает то внимание, которое хотелось бы получать тебе?

— Ерунда! Такое внимание — это последнее, чего бы мне хотелось!

— Герадина, моя черная овечка, перестань капризничать. — Он погладил ее.

Элизабет затошнило от того, как говорил отец.

— Моей дочери нужно со мной что-то обсудить, и если она хочет поговорить сейчас, то я найду время. А теперь быстро в постель! Я хотел бы чуть позже найти тебя там. Мои плечи и ноги все еще болят после быстрой езды верхом, и ноет шея. Тебе придется позаботиться обо мне и облегчить мои страдания!

Элизабет видела, как это задело Герадину. Она и дальше будет вести себя непокорно, настаивая на своем? Или докажет епископу, что все его желания угадывает по глазам и не будет надоедать ему серьезными разговорами до поздней ночи, как его дочь? Герадина решила пойти по второму пути, соблазнительно подмигнув и откинув назад свои длинные волосы.

— Ну, разумеется, я всегда в вашем распоряжении и справлюсь с любыми вашими жалобами.

Она взглянула на Элизабет и холодно улыбнулась. Епископу ее слова были неприятны, и он быстро добавил:

— Хорошо, хорошо, увидимся позже. А теперь иди!

Ему стало легче, когда Герадина, виляя бедрами, ушла.

— Иногда она меня раздражает, — сказал епископ больше самому себе, и Элизабет не стала высказывать свое мнение по поводу его фаворитки.

Она прошла за ним в уютную комнату, в которой они разговаривали в прошлый раз. Епископ откинулся на кушетку из красного бархата, снял обувь и вытянул ноги в шелковых чулках к камину. Хотя на смену весне близилось лето, епископ распоряжался разжигать камин в своих покоях по вечерам.

— Ну, дочь моя, чем я могу быть тебе полезен?

Хотя Элизабет сама настояла на разговоре, она не знала, с чего начать. Какие подобрать слова? Существовали ли слова, чтобы выразить то, что она хотела ему сказать?

— Я очень обеспокоена, — сказала она наконец. — Горожане и члены капитула озлоблены.

Иоганн фон Брунн высокомерно махнул рукой.

— Так было со дня избрания епископом меня, эльзасца! Ведь каждая сторона пыталась выдвинуть своего кандидата. Создалась патовая ситуация, которая могла разрешиться только путем выбора иностранца. Они думали, что если я родом из малозначительной семьи и у меня здесь нет поддержки, то мне придется плясать под их дудку. Но они ошиблись, поэтому злятся на меня с тех пор, как заметили, что я живу не их милостями. Тебе не стоит из-за этого волноваться.