Святой и грешница

Был почти полдень, когда Элизабет наконец встала и спустилась в большой зал, чтобы съесть немного каши или сладкого миндаля. Ей определенно не хотелось ничего другого — ее шея болела и глотать было ужасно больно. Внешне тоже отчетливо были видны следы нападения: синяки обезобразили белую кожу на ее шее. Элизабет смотрела на них в подаренное отцом маленькое зеркало. Очень ценный подарок!

Жанель подошла к ней и нежно коснулась следа на шее.

— Это пальцы призрака. Рыцарь прикасается к тебе из могилы и заставляет следы болеть. Но смерть забрала его, и вскоре последние следы исчезнут.

Она протянула Элизабет шелковый платок и помогла повязать его так, чтобы скрыть пятна. Жанель управлялась не так ловко, как обычно, потому что ее рука была перевязана и, несомненно, болела. Но француженка ничего не хотела слышать о том, чтобы передать заботу об Элизабет — пусть даже на время — другой служанке. Элизабет запретила ей выполнять всяческую тяжелую работу, пока ее рана не заживет.

— Ты не будешь ничего стирать и носить дрова! Договорились? — строго спросила Элизабет.

Жанель опустила голову и пообещала слушаться. В ее голосе было столько смирения, но глаза блестели.

— Я прослежу за этим, — добавила Элизабет, подозревая, что ее слова не произведут на Жанель должного впечатления. Она взяла подругу за руку и посмотрела в лицо. — Жанель, я не шучу. Ты и Грет мои единственные настоящие друзья в крепости, знающие обо мне все, даже мои грехи, которые отпускаются на небе, а не на земле людьми. Будет ужасно, если я потеряю тебя. Прошу тебя от всего сердца поберечь себя, потому что у меня нет особой веры в искусство банщика или лекаря.

— У меня тоже. Тебе пора, отец заждался тебя. Обещаю, что не буду таскать тяжелые ведра или делать еще что-нибудь, что могло бы повредить моему драгоценному здоровью. — Жанель лукаво улыбнулась. Элизабет обняла ее и вышла из комнаты.

Ее не удивил поздний завтрак отца. Но рыцарей было непривычно много, она узнала только графов фон Зольма и Бюндингена и брата графа фон Ганау, присутствовал даже Конрад фон Вайнсберг. Два капеллана и главный викарий уминали паштет, запивая большим количеством вина, рядом занимал место старый рыцарь фон Заунсгейм, которого не все хотели здесь видеть из-за дурной славы, ведь он со своими людьми недавно напал на город Шварцах, вернее, намеревался это сделать, но его план в последнюю минуту сорвался. Епископ Иоганн фон Брунн дал письменное обязательство городу выплатить две тысячи гульденов дворянам фон Зекендорф, и это не понравилось Заунсгейму. В конце концов, у него тоже были долговые обязательства к городу. То, каким образом он пытался их погасить, было возмутительно для честного рыцаря. Но епископ пригласил его, как и прежде, за стол, поскольку его сын служил в крепости и по поручению своего патрона недавно задержал четырех членов капитула, когда те возвращались из похода в Швайнфурт. Давний спор между епископом и капитулом обострился, и епископ снова нашел выход в проверенном способе вымогательства, захватив несколько важных противников.

Это случилось несколько недель назад, но казалось, что это произошло в прошлой жизни. Тогда Элизабет еще жила в борделе и вместе с другими девушками принимала близко к сердцу злодеяния епископа. Они были возмущены его поступками и желали ему скорой и ужасной кончины. А теперь епископ Иоганн фон Брунн был ее отцом, которого она всегда любила и почитала!

Епископ кивнул своей дочери и велел рыцарю фон Генебергу уступить ей место, чтобы она сидела рядом. Герадина, сидевшая с другой стороны, недовольно скривилась. Ганс фон Генеберг, наоборот, улыбнулся и поклонился, прежде чем нашел место на другой стороне стола рядом с главным викарием.

Иоганн фон Брунн сияющими глазами смотрел на свою дочь.

— Как твои дела, моя дорогая? Надеюсь, происшествие не омрачило твой сон.

— Спасибо, у меня все хорошо, отец, — хрипло ответила Элизабет. Она взяла сладкий миндаль и начала есть, не обращая внимания на разговоры. Разумеется, темой беседы стало вчерашнее событие. Не так часто личная охрана планировала убийство епископа и была обезврежена двумя служанками и дочерью епископа!

Элизабет подставила слуге бокал, чтобы наполнить его теплым медом, когда снаружи на лестнице раздались громкие голоса. Быстрые шаги приблизились, и дверь в зал распахнулась, так что створки ударились о стену.

Все взгляды были прикованы к вошедшему в зал с двумя стражниками капитану фон Заунсгейму. Епископ недовольно нахмурился. Он не терпел, когда прерывали его трапезу и не находил ни одной причины, которая могла бы оправдать такое грубое вторжение.

— Капитан, — приказал епископ, — объяснитесь!

Фон Заунсгейм не смутившись поклонился.

— Мне очень жаль, что я вынужден был побеспокоить вас, но из города выехала делегация и с минуты на минуту прибудет в крепость.

— И что? Просителям придется подождать, пока я закончу трапезу.