Святой конунг

Но Сигрид быстро обнаружила, что Магнус унаследовал от своего отца его характер, и это ей не понравилось. Олав Харальдссон никогда не был добр, и его вспыльчивость и мстительность принесла мало пользы стране и народу.

Вскоре после своего приезда в Норвегию король Магнус стал гостем Эгга; он был не по годам развитым и сильным.

В народе много говорили о его способностях. Но Сигрид заметила, что ему не понравилось, когда Тронд оказался более умелым, чем он, по части обращения с оружием, хотя это объяснялось тем, что Тронд был на два года старше него. Магнус отбросил в сторону лук, из которого стрелял, сказав, что он никуда не годится. И когда Тронд предложил ему свой, он ничего не ответил, повернулся и пошел в зал.

Кальву пришлось позвать Тронда к себе и сказать ему, чтобы в следующий раз он уступил конунгу.

И король позволил ввести себя в заблуждение во время состязаний по плаванью; при этом он сказал, что Тронд хорошо плавает.

Тронд же после этого был разъярен, как дикий кот. Он спросил у Кальва, не хочет ли тот, чтобы Магнус утопил его. И Кальв был вынужден согласиться с тем, что король продержал под водой Тронда больше, чем требовалось, чтобы доказать свое превосходство.

Тронд тяжело переживал то, что ему приходится во всем уступать конунгу, до этого он не привык уступать никому. Сигрид не была уверена в том, что это не вызовет у него злобу.

Но не только одному Тронду пришлось уступать Магнусу после того, как он прибыл в страну, и не только ему одному это не нравилось.

Отношения между Кальвом и Эйнаром Тамбарскьелве становились все хуже и хуже, и с каждым годом становилось все яснее и яснее, что Эйнар намерен использовать все средства, чтобы стать в глазах короля выше, чем Кальв.

Мысль об этом не давала покоя Сигрид; Кальв был таким радостным, когда вернулся из Гардарики, он был так уверен в том, что теперь все пойдет наилучшим образом, и изо всех сил старался показать королю свою преданность.

И именно благодаря своему рвению и добрым намерениям он забыл об осторожности и дал обвести себя вокруг пальца.

Когда Хардакнут, новый датский король, брат Свейна, стал претендовать на власть в Норвегии, дело дошло до войны между норвежцами и датчанами. Конунг Магнус вынужден был отправиться на юг. И когда Эйнар заявил, что Кальву следует остаться в Трондхейме и взять на себя все заботы, тогда как ему следует отправиться на юг вместе с королем, Кальв не заподозрил его в двуличии. Он счел разумным то, что один из них остается на месте.

Но впоследствии он понял, что Эйнар использовал это время, чтобы поссорить короля с Кальвом, напомнив ему, на чьей стороне Кальв был в Стиклестаде. При этом он пользовался большой поддержкой тех, кто водил в свое время дружбу с королем Олавом; этим людям не нравилось, что трондхеймцы обладают такой властью.

Впервые Кальв понял, что к чему, когда отправился на юг, чтобы побыть с королем. И он обнаружил, что уже больше не пользуется безоговорочным доверием конунга; его законное место было занято людьми с юга, тогда как Эйнар сохранил свое прежнее положение. И когда он однажды вечером подошел к королю, чтобы поговорить с ним, Эйнар грубо заявил ему, чтобы он убирался прочь. И конунг промолчал; Кальву ничего не оставалось, как отступить.

Домой Кальв вернулся в ярости.

Но он утешал себя тем, что война с датчанами закончилась. Он сам присутствовал при заключении мира между Магнусом и Хардакнутом при посредничестве хёвдингов. Оба пообещали не вмешиваться в дела друг друга, а в том случае, если кто-то из них умрет, не оставив после себя сына, другой вступал во владение его страной.

Вскоре ожидался приезд Магнуса в Каупанг. Кальв надеялся, что когда король увидит, как хорошо он управлял в его отсутствие всеми делами, он оценит сполна его преданность.

Кальв был во дворе, когда Сигрид вернулась в Эгга, и он помог ей слезть с коня.

И ей снова стало не по себе, когда она услышала крики священника Йона. Однако взгляд, брошенный Кальвом в сторону жилица священника, был полон презрения.

— С годами он не стал мужественнее, — сказал он. — Если он захочет уехать отсюда, пусть уезжает.

Сигрид покачала головой.

— Он извел всех своими криками, — сказала Сигрид, — но он не использует имеющийся у него выход: отказаться от пищи, чтобы тем самым уменьшить свои муки.

— Ему хорошо известно, что это все равно, что из огня да в полымя, — сухо заметил Кальв, — и больше всего на свете он боится адских мук. Думаю, он чувствует себя сейчас как вошь под ногтем.

Священник Йон умер в жаркий солнечный день; солнечный свет проникал повсюду, нагревал дерновые крыши, озарял каморку, в которой мучился перед смертью священник.

И когда он умер, Сигрид подумала, что никогда не забудет солнечные полосы, пробивающиеся через маленькое отверстие в стене и падающие на лицо покойного.

Его смерть не была ни героической, ни прекрасной. Сигрид и священник Энунд, бывшие все время возле него, вздохнули с облегчением, когда он, наконец, потерял сознание и больше не пришел в себя.